Третья тропа - [41]
Он не хотел одиночества и в то же время стремился к нему. Любил сидеть у окна в своей уютной комнате, щедро обставленной родителями. Отсюда, с шестого этажа, был виден парк и пруд с черными лебедями, широкая улица, газетный киоск на углу. С этого киоска все и началось.
Как-то, вернувшись из школы, Богдан присел у окна. Ветер кружил над улицей сорванные в парке желтые листья. У закрытого на перерыв киоска толпились мальчишки. Было их четверо. Одного — гривастого, рослого, ходившего и зимой без шапки — Богдан не раз встречал на своем дворе и знал, что он живет в их доме. Мальчишки глазели на значки и журналы, выставленные за стеклом в киоске, а гривастый поглядывал влево и вправо вдоль улицы. Потом он резко провел рукой по стеклу и тотчас отошел от киоска. Остальные сгрудились еще теснее, потолкались и тоже отошли. А вечером стало известно, что киоск ограблен: кто-то вырезал угол стекла и забрал несколько пачек с лотерейными билетами.
Богдан видел, кто это сделал, и с любопытством стал ждать, когда милиция найдет воров. Он ни капельки не сомневался, что это будет очень скоро. Участвовало в ограблении четверо мальчишек, а Богдан знал: и двое — слишком много, чтобы тайна оставалась тайной. Кто-нибудь да проболтается!
Прошло несколько недель. Богдан изредка встречал гривастого парня во дворе. Тот выглядел по-прежнему счастливым и беспечным. И потянуло Богдана к тем мальчишкам, которые, как он убедился, умели держать язык за зубами. Значит, есть такие люди. Есть, наверно, и дружба — вечная, нерушимая, самоотверженная, о которой мечтал Богдан.
Встретив однажды гривастого, Богдан остановил его и, думая, что сразит наповал, спросил:
— Ну так как? Выиграл в лотерею?
Парень не растерялся. Был он года на два старше Богдана и невозмутимо ответил:
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— А ты разве не заметил? — усмехнулся Богдан. — Знаю много, а еще не состарился.
Парень тряхнул гривой и ушел, а дня через два сам перехватил Богдана на улице и повел куда-то в парк. Там на скамейке у пруда, рядом с клетками, приготовленными для перевозки черных лебедей на зимние квартиры, сидел другой парень, одетый по-спортивному. Он только повел бровью, и гривастый исчез, а Богдан, повинуясь требовательному взгляду, сел на скамейку.
Парень был тертый. Он уже отбыл один срок, и хотя принялся за старое, но стал осторожней, в ограблении сам не участвовал — научил гривастого резать алмазом стекла. Узнав от него, что нашелся случайный свидетель, парень решил встретиться с ним и пронюхать, насколько он опасен.
Не спуская с Богдана глаз, точно гипнотизируя, он расспросил его дотошно, по-следовательски и убедился, что опасности нет. Богдан пришелся ему по вкусу, и сам он сумел понравиться Богдану, которого подкупила непривычно открытая форма разговора. Так говорят, когда знают, что дальше этой скамейки, дальше пруда с продрогшими лебедями все сказанное не распространится.
— Продашь? — спрашивал парень небрежно, как о чем-то пустяковом.
— Не собираюсь, — отвечал Богдан.
— А почему? — заинтересованно продолжал парень. — В лапу хочешь за молчание?.. Монеты имеются.
От денег Богдан обиженно отказался, и тогда парень крепко схватил его за локоть, придвинул к себе и прошептал:
— Кремень!
Богдан принял это как похвалу в свой адрес, но парень уточнил:
— Это я Кремень.
Он снова уставился не мигая Богдану в зрачки и, словно прочитав его мысли, заговорил о самом для Богдана заветном, долгожданном. Он сыпал жаргонными словечками, но от этого его рассуждения о великой верности, железной спаянности, несгибаемой стойкости не теряли для Богдана притягательной силы.
— Ты их бей, лупи смертным боем — от них только искры! — жарко, без передышки выпаливал парень, говоря о стойких людях и явно намекая на свою кличку. — Ты их полной катушкой не расколешь! Вышкой не заставишь варежку разинуть! Мокрое дело на себя возьмут, а друга не выдадут! Язык проглотят!
Разинув белозубый рот и для наглядности прикусив язык, парень отдышался, ткнул пальцем в лебединые клетки.
— И пусть ты попадешь туда. Решеточки, колючечки, сторожевые вышечки. А тебе плевать голубой слюнкой! А почему?.. А потому, что свои помнят и ждут. Любой срок проходит. За тобой еще глазок не защелкнется, а свои уже рядом! Под ручки тебя! И бери ты их без остатка со всеми потрохами! Жизнью их распоряжайся — заслужил!
Парень неожиданно встал и, не прощаясь, ушел — оставил Богдана одного на скамейке. Долго сидел Богдан у пруда и думал. Он не старался обмануть себя: отчетливо представлял, о каких таких сверхстойких людях толковал парень, чью дружбу и самоотверженность расписывал. В тот раз у Богдана хватило ума и решительности отказаться от дальнейшего знакомства с этой компанией. Ему помогло одно чисто внешнее обстоятельство. Он еще сидел на скамейке, когда работники парка принялись ловить и распихивать лебедей по клеткам. Птицы отчаянно сопротивлялись, били крыльями, умоляюще вытягивали нежные шеи. Жутко стало Богдану, и он пошел домой, распрощавшись с мечтой о великой дружбе, которая блеснула перед ним, поманила, а привела к клетке с пойманными лебедями.
