Третья сторона - [11]

* * *

Из кассиров ее перевели на работу в штучный отдел. Там проще, но уже к концу смены она едва не роняла бутылки с минералкой из дрожащих рук.

Всего один эпизод:

«Овощной магазин. Одиннадцать часов утра. Штучный отдел. За прилавком Венька, чуть подурневшая внешне, потому что беременная. Второй ребенок, неизвестно от кого, родился мертвым.

Венька смотрит перед собой стеклянными глазами в упор на покупателя, не глядя сгребает деньги с пластмассового блюдца, прибитого к прилавку:

— Тебе че?

— Пачку «Примы», пожалуйста.

Венька, еле удерживая равновесие, поворачивается и швыряет на прилавок сигареты.

— Следующий!

— Девушка, сдачу?

— Скоко давал?

— Рубль.

Венька поднимает к потолку невидящие глаза, сосредоточенно шевелит губами — считает.

— Нельзя ли побыстрей!!! — торопят ее из очереди.

Венька, недолго думая, выгребает из своей кассы горсть копеек и высыпает их в пластиковое блюдечко.

— Отсчитайте себе сами… Следующий!

— Бутылку «Саперави».

Венька берет предусмотрительно отсчитанные старичком деньги и пытается забраться на батарею ящиков с вином. Очередь с насмешливым беспокойством наблюдает за ее неловкими манипуляциями. Наконец Венька с задравшимся на большом животе халатом ставит на прилавок две бутылки «Саперави».

— Девушка — я же просил одну бутылку!

— Пошел ты, старый!.. Сам не знаешь, че хочешь.

Венька в сердцах хватает бутылки с прилавка, чтобы их убрать. Бутылки стукаются друг о друга и обе разбиваются. Правая рука с зажатым горлышком бутылки срывается и сильно разрезает левое запястье. Быстро алеющие на воздухе капельки крови падают в лужу пролитого вина на полу.

— Веня!.. Венечка! — кинулась к ней заведующая отделом. — Ну что же ты со мной делаешь! Я же тебя просила, хоть с утра не пей. Ты ж в положении.

Венька отупело смотрит куда–то мимо, когда сбежавшиеся со всех стороны продавщицы пытаются перевязать ей пораненную руку.»

* * *

Чего же тут еще ждать?

Но Венька все–таки ждала еще чего–то, ожидание снова вернулось к ней, хотя далеко не самым приятным образом. Очень скоро в овощной магазин ей пришлось ходить только в роли покупательницы. Записи в трудовой книжке становились раз от раза все зловредней. Найдешь теперь престижную работу… А стоит ли вообще ее искать? Взять хотя бы ту же Светку — три года у себя на квартире сторожем работает, а ходит, как английская королева. Ей мужики сами все в дом ящиками тащат.

Решила Венька еще раз свободной жизни попробовать, но теперь и вовсе не вышло. Чем только подкупали мужиков ее страхолюдные подружки? Но только к прекрасно до сих пор сохранившейся Веньке цеплялась всякая мелкота, с которых и взять–то нечего, кроме грязных штанов в стирку.

Просто до слез обидно, на улице, в кино — где угодно, все на тебя глаза свои бесстыжие пялят, а только рот в ответ раскроешь, скажешь мужику что–нибудь — их как ветром сдувает. Просто как заговоренная на порчу!

* * *

Трамвайный кондуктор — на это место берут с любыми записями в трудовых книжках… Всегда при деньгах, одно плохо — курить все время хочется. Курнешь украдкой на кольце, и снова — час туда, час обратно… «Граждане, приобретайте билетики!»

Трамвайщики в депо парни были тертые, мятые, гнутые. Сразу определили пташку по полету. Кроме ликеро–водочных и физиологических, никаких других влечений к Веньке не испытывали. К тому же ее успех продолжался недолго. Скоро в депо не осталось ни одного безусого ученика, который при желании мог бы похвастаться победой над Венькой. Цена была одна — выпивка.

Венькина податливость быстро приелась, очень скоро знатоки своего дела выговаривали с обнаженным цинизмом клюнувшему на Веньку новичку: «Да ты что, паря, свой… этот самый… как его… на помойке нашел? Не видишь, что это?» Парни разговаривали с Венькой, не выбирая выражений, как и она с ними. Любой разговор больше походил на прямое издевательство. Еще были жеребячьи заигрывания, но ни на что серьезное с Венькой никто не шел.

А ведь она еще молодая, вовсю хотелось жить, жить весело. Пошли случайные встречи из всякого бездомного отребья, пошли укоризненные взгляды дочери по утрам, пока торопливо одевался затрапезный гость, пошли жалобы соседей в домоуправление на аморальный облик жилицы из квартиры № 35.

Весь мир окрысился на Веньку. Именно тогда сладкая горечь вина впервые хлынула ей в самую душу, загасив в ней еле тлеющие искры человеческого достоинства. Вино из напитка радости превратилось в зелье отрешения от мира. Едва ли не два последних чувства оставались у Веньки — слепая, звериная любовь к дочери и обреченное стремление всеми средствами казаться достойной женщиной.

Из депо ее уволили опять за «аморальное» поведение. В трудовой книжке появилась новая запись, а в душе — новая обида.

Каждый раз срываясь вниз, Венька не ощущала никакой своей вины. То ли по природной безалаберности, то ли от бесхарактерной страстности, она быстро привыкала к своему новому положению, но считала его временным. Все неудачи она приписывала наветам недоброжелательниц, которые вечно завидовали Венькиной красоте и моложавости.

Пьет она не больше других, вы на других посмотрите… Курит? А что тут запретного? Не на людях ведь… Гуляет? Она женщина свободная, голяком по улицам не бегает, в солдатских казармах по рукам не ходит. Да и не она во всем виновата, а тот бессердечный главврач, испортивший ей жизнь одной–единственной строчкой: «DS: хронический алкоголизм»…