Третья молодость - [44]

И на этом плебейском пляже лично я умудрилась вогнать Советский Союз в расходы.

«Объекты» на берегу разгорожены относительно невысокими заборами, а в море далеко вдавались молы. На дикий пляж приходилось идти довольно неблизко вдоль загороженного берега, затем спускаться к морю и возвращаться обратно метров сто. Однажды, уже собираясь домой, мы попытались сократить путь через пляж для заслуженных, по волнорезу. Выйдем – хорошо, а нет, так купим мороженое и вернемся обычным путем.

Пошли, преград никаких, в конце у открытой калитки сидела сторожиха, мы сказали ей «до свидания» и удалились с берега. Такой более короткий путь нам понравился. На следующий день мы учинили то же самое, да условия изменились: сторожиха отсутствовала, а калитка была закрыта.

Ну закрыта, и ладно, две низенькие ограды – тоже мне, проблема. Когда мы перелезали через вторую, сторожиха уже летела – толстая, запыхавшаяся, в расстегнутом халате. Наверное, еще никогда в жизни она не бежала в таком темпе на рабочее место. Мы не стали ее ждать, без труда форсировали преграду и ретировались домой.

Последующие события я изложу исключительно точно и подробно. На другой день мы явились на пляж без четверти одиннадцать, и нам предстала такая картина.

Бригада рабочих вбивала в морское дно очередную – пятую – сваю. Между тремя установленными сваями уже натянули сетку трехметровой высоты, навеки отгородившую дикий пляж от цивилизованного. Реакция властей на неуважительное отношение к низкой ограде оказалась молниеносной.

Однажды по пути домой мы решили для разнообразия съесть обед в огромном ресторане в саду. У калитки выстроилась очередь. Почему – непонятно, в саду уйма свободных столиков. Мы сели, прилетела официантка: нельзя занимать столик, пока не убрано, и вообще, не видим мы, что ли – стоит очередь. Идиотизм. Мы отказались от обеда, ограничились домашней едой.

Назавтра нас так и подмывало отправиться в этот ресторан. Очереди не было, все столики заняты, за некоторыми есть свободные места. Мы вежливо осведомились, не можем ли присоединиться. Пожалуйста, русский человек ничего против не имеет. Прилетела официантка с криком: нельзя подсаживаться! Господи Боже мой, что за страна!.. На сей раз я закусила удила, потому как хотелось есть, и потребовала старшую.

Примчалась старшая. Красивым польско-русским языком я произнесла целую речь.

– В чем дело? – с яростью осведомилась я. – Мы иностранцы, туристы, хотим есть – тут нельзя, там нельзя, да что же это такое, черт побери?! Ресторан здесь или тюрьма?! Где у вас можно пообедать?! Второй день не можем поесть!!!

– Один момент, – быстренько ответила она. – Сейчас, сейчас...

Она схватила нас за руки и отвела в беседку из зелени, где стояло два столика. Позвала официантку, говорившую по-польски. Что значит полное равноправие и демократия...

Обслужили нас мгновенно. Правда, мясо и здесь разжевать было невозможно. Как они его готовят и зачем столь упорно добиваются такой жесткости?..

По возвращении домой мы рассказали об этом случае приехавшему Яцкевичусу, который очень оживился.

– Завтра иду с вами, – решительно заявил он. – Буду притворяться поляком, может, мне тоже удастся пообедать.

Он взял с собой сына, человека уже взрослого, велел ему молчать, и в беседку нас пропустили всех вместе. Официант, на этот раз простой человек, не полиглот, говорил по-русски. Яцкевичус изъяснялся только по-польски, по-русски он якобы не умел, зато прекрасно все понимал. Поели мы, во всяком случае, нормально, без всяких запретительных окриков и издевательств.

Вскоре после нашего приезда нашелся доносчик. Странный способ доносительства, когда все делается явно. Является такой тип к правонарушителю и сообщает, донес, мол, на тебя, а жертве доноса полагается бить себя в грудь и орать: «Ты хороший человек, я – сволочь, убей меня». К Елене тоже явился доносчик с информацией: донес, потому как нелегально поселила у себя иностранцев. То есть нас. Елена с торжеством объявила, что мы здесь находимся легальнее, нежели она сама, после чего мы все вместе пили в беседке красное вино, доставленное доносчиком.

Революцию, устроенную мной в продуктовом киоске, быстро подавили. Я стояла в очереди за черным хлебом, продавщица улаживала свои проблемы с черного хода, я запротестовала: она должна обслуживать покупателей, а не заниматься с посторонними людьми. Утихомирила меня общественность, весьма возмущенная моими замечаниями: мы тут прохлаждаемся в отпуске, а она ведь работает! Тот факт, что работает плохо, как-то не доходил до людей, и понемножку волосы у меня на голове начинали шевелиться.

Ну и наконец... уборные. Санузлов в Ялте действительно не имелось. Я написала об этом в книге «Стечение обстоятельств», но могу и повторить. Итак, в Ялте – я тщательно проверила – общественная уборная существовала одна, и принадлежала театру. Расположенная на свежем воздухе, в саду, постройка эта – деревянная будка – была крест-накрест забита досками. Кроме того, на природе, на территории вылизанного парка культуры, я разыскала еще одну уборную. На сей раз будка не была забита досками, зато вообще не имела дверей.