Третья Мировая Игра - [40]
А где-то в сердце холодом дрожит дурное предчувствие. Никогда в жизни отец не болел. Даже если сильно простужался, и то всегда на день-другой, не больше.
Что же случилось? Что за напасть? Написала бы мама пару лишних строк, чтобы я теперь догадками не мучился.
На станцию я прибыл уже глубокой ночью, чуть мимо не проскакал. Показал ярлык, попросил ночлега и корма для коня. Смотритель заворчал было, что поздно, что мест нет, что станция вся забита, но потом снова на ярлык посмотрел и выделил мне верхнюю полку в шестиместной палатке. Обещал на рассвете разбудить.
Станция временная, игровая. Пока игра на немецкой территории, она здесь, а если назад откатиться придется, станция в другое место переедет. С гражданскими гостиницами и трактирами никакого сравнения — толчея, неразбериха, клопы, грязь. Народу, и правда, полно. Обозреватели, ассистенты, гонцы, игроки — кто из России в игру едет, кто обратно. Одни из госпиталя в свой отряд спешат, другие к тренерским штабам или группам обеспечения едут. Все веселые, возбужденные, обмениваются новостями и слухами. На скорую победу надеются. Не знают про змеиный заговор и преступное тренерское промедление. На меня, как только проведали, что я из передового отряда еду, тоже накинулись: как там? что? А я и рассказать толком ничего не могу, от скачки все внутри дрожит, и горло по-прежнему не отпускает. Обиделись, махнули на меня рукой. Пришлось им про свою дурную весть сказать, чтобы зла не держали.
Залез я на полку, а уснуть не могу. Соседи не спят, галдят, пьют вино, и у самого меня в голове будто улей разворошили: какие-то обрывки мыслей, расплывчатые картинки, лица, голоса. А ведь я всего только шесть часов проехал, а завтра целый день скакать. Выдержу ли? Мы ведь крестьяне, к долгой верховой езде непривычны, это гонцы, те могут по тысяче километров туда-сюда носиться, и ничего им не делается. Надо, если не спать, то хотя бы тело расслабить и постараться ни о чем не думать. Только не так это просто ни о чем не думать. Только под утро забылся…
Разбудить меня забыли. Света в палатке мало, и проспал я до восьми часов. Быстро оделся, с бранью кинулся вон из палатки.
Смотрителя на месте нет, помощник его в носу ковыряет, говорит, что ничего про меня не знает. Я прикрикнул, ярлыком перед его носом махнул — помощник зад от стула оторвал, немного поживее стал. Приказал нести для меня завтрак и чай, распорядился насчет коня.
Есть я не стал, выпил на ходу две кружки сладкого чаю.
Прибежал с извинениями смотритель, наорал на помощника. Стал валить все на нерадивый персонал, на небывалый наплыв постояльцев, просил не жаловаться князю. Сует мне дорожный пакет с какой-то едой, фляжку медового кваса. Ладно уж. Все равно целый день кряду мне не проскакать, а так хоть поспал, освежился.
Привели Жарика. Накормлен, вычищен. Хоть на конюшне у них порядок.
Тронулись в путь. Умеренной рысью идем, до следующей станции девяносто километров. Там коня поменяю, в наш отряд его через несколько дней с оказией вернут. А ночевать уже в Польше буду. Дней за пять должен доехать до дома.
Добрался я не за пять, а за семь дней.
Один раз с коня упал, сильно ударился. Боялся, что сломал ребро, заехал по пути в лазарет. Там сказали, что все в порядке. Третий по счету конь плохой попался, к концу дня еле ноги волочил. В Смоленске не утерпел, ненадолго заехал к экрану, на центральную площадь, чтобы хоть краем глаза глянуть, что там с игрой. Сто раз себя проклял потом за это. Даже в такой день об игре не забыл и тем самым как будто бы отцовский завет нарушил. А игра уже почти у самых немецких ворот. Егор Карпин пас успешно получил, не перехватили его немцы. Из нападающих, кто в передаче участвовал, только сто пятьдесят человек в поле остались, остальных по лазаретам и специальным восстановительным санаториям развезли. Курсанты почти все из игры навсегда списаны, не выдержали. Пять человек из них умерли. Лучше всего отряд Дмитрия Всеволодовича себя проявил. И потери у них небольшие, и даже два часа предыдущего опоздания наверстать смогли. Гордится, наверное, князь наш. Во всем остальном ситуация сложная. Центральные отряды маневрируют плохо, немцы над ними крепкую опеку держат. Наше соединение тоже как-то вяло к воротам продвигается. Одно радует — карпинский отряд беспрепятственно по правому краю идет. Все, как Петр Леонидович рассчитал. Только это, по большому счету, неважно. Всего лишь игра.
Домой, скорее домой. Прости меня, папаша, за это промедление.
18
Вот и Зябликово.
К дому приближался я в страшном волнении. Что там?
Первым меня Николка увидел.
Замахал руками: сюда, мол, скорее. Значит, жив отец. Бросил брату поводья, спешу в дом. Наткнулся на мать. Упала мне на грудь, обняла, беззвучно плачет. Да что же такое? Где он?
Лежит на своей кровати.
Голова запрокинута, на лбу ледяной компресс.
Тут же Семен Борисович, верный его товарищ. Обернулся, несколько раз скорбно кивнул, руки не подал.
— Такое горе, Мишенька. Врачи сказали, что никакой надежды. Давно уже помереть должен был. А вот — жив. Как будто тебя ждал. Вот и дождался. Ну, я пойду, во дворе буду.
Едкий и отточенный слог, тонкий юмор, неизменно увлекательный сюжет, ироническое и сочувственное отношение к своим героям, а также не слишком гуманистический пафос произведений — все это объединяет совершенно не похожие друг на друга рассказы, которые условно можно разделить на три группы.Первая — «Кровотечение» — это попытка найти что-то новое в человеке.Вторая — «Радуга» — остросюжетные, необычные, захватывающие и забавные истории, имеющие под собой реальную основу.И третья — «Дас ист фантастиш» — это пародия, стеб, сатира, юмор, сюр, фантастика и, наконец, новогодняя сказка, в которой все заканчивается хорошо.
Эта необычная кулинарная книга, в которой каждый «рецепт» отсылает нас к известному литературному произведению, кино, сказке, песне, научному докладу или газетной статье. Умберто Эко устами своего героя, странствующего монаха Вильгельма Баскервильского, учит нас варить макароны по-францискански, Штирлиц во вражеском логове пытается выведать тайну приготовления «секретного блюда Рейха» – вестфальского горохового супа, вывезти в Швейцарию радистку Кэт и при этом избежать провала, Крестный Отец в жестокой борьбе с мафией разворачивает в Нью-Йорке сеть пиццерий, великий режиссер Николай Гоголь, создатель блокбастеров «Мертвые души» и «Мертвые души-2», рассказывает пассажирам поезда Москва–Киев о приготовлении украинского борща, а греческий салат готовит, разумеется, Одиссей, возвращающийся от стен поверженной Трои с трофеями в виде томатов и перца.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
«А насчет работы мне все равно. Скажут прийти – я приду. Раз говорят – значит, надо. Могу в ночную прийти, могу днем. Нас так воспитали. Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть. А как еще? Иначе бы меня уже давно на пенсию турнули.А так им всегда кто-нибудь нужен. Кому все равно, когда приходить. Но мне, по правде, не все равно. По ночам стало тяжеловато.Просто так будет лучше…».
«Человек не должен забивать себе голову всякой ерундой. Моя жена мне это без конца повторяет. Зовут Ленка, возраст – 34, глаза карие, любит эклеры, итальянскую сборную по футболу и деньги. Ни разу мне не изменяла. Во всяком случае, не говорила об этом. Кто его знает, о чем они там молчат. Я бы ее убил сразу на месте. Но так, вообще, нормально вроде живем. Иногда прикольно даже бывает. В деньги верит, как в Бога. Не забивай, говорит, себе голову всякой ерундой. Интересно, чем ее тогда забивать?..».
«Вся водка в холодильник не поместилась. Сначала пробовал ее ставить, потом укладывал одну на одну. Бутылки лежали внутри, как прозрачные рыбы. Затаились и перестали позвякивать. Но штук десять все еще оставалось. Давно надо было сказать матери, чтобы забрала этот холодильник себе. Издевательство надо мной и над соседским мальчишкой. Каждый раз плачет за стенкой, когда этот урод ночью врубается на полную мощь. И водка моя никогда в него вся не входит. Маленький, блин…».
«Сегодня проснулся оттого, что за стеной играли на фортепиано. Там живет старушка, которая дает уроки. Играли дерьмово, но мне понравилось. Решил научиться. Завтра начну. Теннисом заниматься больше не буду…».