Третья месть Робера Путифара - [17]
— Уверена! Они все только и мечтают заявить о себе, можешь мне поверить. Стоит чуть-чуть подтолкнуть их, и они ухватятся за такую возможность. О, конечно, виновники не станут так прямо рассказывать про водяную ловушку — я не настолько наивна, чтобы на это рассчитывать. Они расскажут что-нибудь другое, но не устоят перед искушением поиграть с огнем, намекнуть… А уж прочитать между строк все, что надо, — наше дело.
— Раз ты так считаешь…
В следующий вторник на втором уроке Робер Путифар красивым учительским почерком написал на доске тему последнего в том учебном году сочинения. Они с матерью тщательно, взвешивая каждое слово, сформулировали ее так, чтобы рыбка наверняка клюнула, и получилось вот что: «Вы подстроили кому-то из взрослых каверзу, которая сошла вам с рук и которой вы гордитесь. Расскажите о ней».
Учеников изрядно удивила такая тема вместо привычных «Опишите прогулку по осеннему лесу». Как-то это не вязалось с их учителем, но задание им показалось «прикольным». Во всяком случае, за работу принялись с азартом.
В тот же вечер Путифар с матерью, помыв посуду, разложили на большом столе двадцать пять тетрадей и принялись анализировать сочинения. Чтение оказалось весьма поучительным: один мальчик хвастался, что подложил дохлую крысу в сапог своему дядюшке, другой на восьмидесятилетие дедушки заменил взбитые сливки на торте пеной для бритья… Одна девочка запихала хорошо выдержанный камамбер в отопительную систему автомобиля, другая подсунула отцу телефонную трубку, намазанную суперклеем… Но нигде ни слова ни о воде, ни о тазике, ни даже о школе. Мадам Путифар закрыла последнюю тетрадь и сердито объявила:
— Я уверена, что-то мы проглядели. Надо все перечитать слово за словом, и повнимательнее!
— Мама, — возразил Путифар, — без толку все это. Не такие они дураки…
Тем не менее они обменялись тетрадями и пошли по второму кругу: камамбер, пена для бритья, суперклей… Путифар изнемогал. Ему противно было читать про все эти пакости. Если б хоть тексты не так кишели орфографическими ошибками! Выходит, учил он их, учил, и все зря? И эти вымышленные имена, дурацкая маскировка: месье Алрик, мадам Ребор…
— Как ты сказал? — встрепенулась мадам Путифар.
— Мадам Ребор, — послушно повторил он. — Эта девчонка назвала свою жертву «мадам Ребор». Глупость какая-то…
— Ребор? Да ведь это же анаграмма имени «Робер»!
— То есть как?
— РЕБОР: переставь буквы — получится РОБЕР!
Она подскочила и буквально вырвала у сына тетрадь. Тетрадь принадлежала некоей Кристель Гийо.
— Ну-ка, поглядим. Что она там пишет, эта малютка?.. «Это праизошло софсем савсем давно зимой».
— Уже все не так, — вздохнул Путифар, — ведь это произошло совсем недавно, к тому же летом…
— В том-то и дело! — воскликнула мать. — А что, если все перевернуто, как в случае с именем «Робер»? Если все надо понимать в обратном смысле…
— Ты думаешь?
— А вот посмотрим. Давай я буду читать каждую фразу, а ты попробуешь каждое слово заменять на противоположное по смыслу!
— Ну, если ты настаиваешь…
— «Это праизошло софсем савсем давно зимой», — прочла она заново.
— Это произошло… совсем недавно… летом, — перевел Путифар.
— «Был сильный марос».
— Была… сильная… жара.
— «Штоб устроить шутку я просила брата мне помоч но он несогласился».
— Чтобы устроить шутку, я просила брата…
— Сестру! — поправила мадам Путифар.
— …я просила сестру мне помочь, и она… согласилась. Мама, у этой Гийо есть сестра, тоже в моем классе, они близнецы! Неразлучные! Мама, все сходится!
— «Падшутила я над мадам Ребор, малинькой худой женьщиной», — продолжала Мадам Путифар.
— Подшутили мы… над месье Робером… большим… толстым мужчиной, — пролепетал Путифар. — Ах, мерзавка! Бесстыжая маленькая дрянь!
— «Я паместила падложила горячии угли на пол в туолете».
— Мы поместили… э…
— Воду, Робер! Противоположности: вода — огонь, соответственно — горячие угли! Давай дальше!
— Мы поместили… воду… под потолком в туалете.
Теперь оба почти лежали на тетради юной Гийо и разбирали фразу за фразой с таким же азартом, словно они расшифровывали египетские иероглифы.
— «Когда мадам Ребор зашла она абажглась. Не вся а токо ноги».
— Когда месье Робер зашел, — перевел сын, — он промок… весь… с головой.
— «Тогда она адела всю свою адежду…»
— Тогда он снял всю свою одежду…
— «…и вышла на ружу остудитца вся адетая…»
— …и остался внутри… сушиться… в одних трусах…
— «…не на долго».
— …надолго. Мама, мама! Удушил бы ее своими руками! Вот ведь дрянь! Маленькая стерва!
— Погоди, Робер, это еще не все. Окончание еще похлеще, вот послушай: «Етой шуткой я не гордюсь…»
— Этой шуткой мы гордимся… — простонал Путифар.
— «…и нехотела бы ее павторить!»
— …и хотели бы ее повторить!
Тут Путифар не сдержался, схватил тетрадь и изорвал на части — на две, потом на четыре, потом на восемь, потом на шестнадцать. И, наконец, швырнул обрывки на пол и принялся яростно топтать их ногами, выкрикивая:
— Они мне за это заплатят! Сторицей! А, мерзавки! Я их… я их уничтожу!
Он чуть не плакал. Мать в очередной раз посоветовала ему набраться терпения. Ни в коем случае не реагировать на прочитанное. Негодницам только польстил бы его бессильный гнев. Нет, терпение и еще раз терпение. Тем слаще будет месть, когда настанет срок.
