Третья истина - [49]

— Щас, щас, Евдокия Васильевна! — Тоня исчезла в дверном проеме.

Подталкиваемая мощной дланью тетки, Лулу оказалась у стола первая. Евдокия Васильевна или не заметила, или нарочито противилась приказанию Доминик относительно дочери.

— О, боже, еще и этот малолеток сейчас заявится. Курнаковского в нем ни на грош! — Тетка опять обращалась неизвестно к кому.

Лулу, разглядывая плетеную серебряную хлебницу, помалкивала. Она не знала, как развернутся события. С традиционным: «Я не опоздал?» на пороге показался Виконт. Лулу подскочила на месте:

— Здравствуйте! Доброе утро!

— Добрый день, — отозвался Шаховской, слегка поклонившись в сторону тетки.

— Садитесь, Павел Андреевич! Я говорю, в кого это Николашка такой уродился? Как будто не мальчишка, да и не девчонка, а, пожалуй, попик малолетний. Вот, попик — это точно про него. Гундит, гундит, спасу нет! А? Что скажете? Вам ведь его учить скоро придется?

— Ничего, выправится. — Виконт снял с подноса Тони большой кофейник.

— Ви будете ответить за мой расколовши голёва! Это боль … невозможни… — поджав губы, Доминик прошла к своему месту.

— Bonjour, Madame[31].

Виконт привстал и подвинул ей стул, на который, однако, немедленно залез мальчик и потянулся к чашке. Доминик уселась рядом, не дождавшись, что кто-то придвинет ей другой стул. Никто и не пытался. Доминик явно сердилась, ноздри ее раздувались от гнева, но мальчику замечания не сделала, а обрушилась на смуглую няньку-бельгийку — эта молчаливая особа была постоянно при Коко, и Лулу с ней никогда и словом не перемолвилась:

— Вы плохо смотрите за ребенком, я выгоню вас, идите отсюда, почистите ему обувь, от вас нет никакого толка!

Она выбрасывала злые слова, пока девушка не ушла, втянув голову в плечи и сжав руки на животе. Лулу, стараясь не попасть в поле зрения матери, пила чай. Как жаль, что ее место рядом с теткой, у всех на виду. Тоня, косясь на молодую хозяйку, ставила на стол принесенное. Доминик сверкала на нее глазами, но не обращалась.

— Молодец, Антонина! Расторопна! Все у нее спорится, на-ка вот тебе, — Евдокия Васильевна демонстративно извлекла из кармана рубль.

— Ребенку салфет, кто подать будет? Может я сам за ним пошель? — сквозь зубы процедила Доминик.

Цзынь! — с головы Коко соскользнуло хрустальное блюдце, которое он, несмотря на наличие в нем варенья, прилаживал себе на голову уже минут пять. Слетая, оно перепачкало материнский бок и, соприкоснувшись с полом, разлетелось вдребезги. Сиди он ближе к тетке, не миновать ему подзатыльника. Евдокия Васильевна и так угрожающе приподнялась над столом. Коко, не на шутку струсив, заревел и прижался к матери. Та пересадила его себе на колени и стала успокаивать, гладя по голове и целуя, крепче и крепче.

Что тут наделала тетушка, вовсе не желая Лулу зла! Махнув в сердцах рукой после порыва наподдать Коко, встала и, вроде, направилась к двери, но последнее слово решила все же оставить за собой…

— Вот, — сказала она, — вот! На девчонку плюешь, а мальчишку портишь! Верно, брат говорит — няньки, тряпки, нежности телячьи из него бабу делают!

Доминик подняла взгляд на Лулу, и он оказался таким тяжелым…

— Я на девчонка не плюваль! Я ее буду разносить на все сторона — мой рук еще не дошель! Я ей сказаль — в комнату, не поняль, — голос Доминик достиг максимального визга, — я ее туда носом, носом!!! Она, как гадин, вел себя у знакомий человек! Мне господин Петров — этот благодьетель, — письмовно сказаль!

Лулу, не закончив завтрак, поспешно вылезла из-за стола, намереваясь уйти вслед за теткой, которая вышла только сейчас.

Однако Доминик крепко вцепилась пальцами в ухо Лулу, пригибая ее лицо к столу, и выкрикивала уже на родном языке:

— Ты где-то целыми днями шаталась, хамила за благодеяния!!! Вещи портила! Все хотят отделаться от тебя!!! Подлая девчонка, кто сможет тебя терпеть, такую отвратительную? Ты думала, я не узнаю, что ты вытворяла? Все книжки твои изорву! — все более распалялась Доминик, а Лулу оставалось только мотать головой вслед за ее рукой, чтобы облегчить боль в ухе.

Виконт с шумом отодвинул стул, резко поднялся и пошел к выходу:

— Мадам, успокойтесь! Стоит ли? Столько нервов! — бросил он на ходу. Как всегда, его негромкий голос прозвучал четко и внятно. Доминик прервала свой визг, пальцы ослабили хватку. Она уставилась на Виконта. Лулу улучила минуту и вырвалась, а Коко схватил мать за руку, видимо, испугавшись тона Шаховского. Мадам отвела глаза и стала поспешно счищать с головы Коко остатки варенья.

Но, вырвавшись, Лулу не обрадовалась свободе. Потерянная, уничтоженная, с горящим ухом, она стояла посреди столовой, ожидая сквозь тоску и стыд нового шквала. Вдруг, заметив, что Виконт уже совсем близко к двери, она сорвалась с места, подбежала к нему и крепко прижалась к его поясу. Остановленный таким способом, Виконт непроизвольно обхватил ее свободной рукой за плечи, нахмурившись, посмотрел сверху на кудрявый затылок:

— Ну, что ты? Совсем растерялась?

Придерживая Коко, лезущего теперь на стол, Доминик, не в силах осмыслить происходящее, широко открыла глаза и сказала:

— Ах, Поль, вы не знаете …