Третья истина - [201]

— Уйдите от него, Поль. Просто повернитесь, уйдите. Вы же сами говорили, что можете жить один, где угодно, а мне в школе пока совсем неплохо. Я могу и потерпеть, обо мне не волнуйтесь.

Виконт, наконец, повернулся к ней и наклонил голову, чтобы посмотреть в глаза:

— Да? Правда, неплохо? Продержишься пока?.. Сашенька! Почему ты всегда ко мне на «ВЫ» обращаешься? Я ведь тебе ближе, чем другие, наверное, все-таки. Не так?

— Правда, можно? — она переменила догадку, допустив на этот раз, что именно ее неустроенность среди чужих и есть причина его переживаний и, наверное, угрызений совести: он привык чувствовать себя таким молодцом, а вдруг не может наладить их жизнь быстро, как собирался… Хорошо, что Саша не решилась сразу же спросить про квартиру, а то причинила бы лишнее огорчение.

— Поль, обниму, можно? — он улыбнулся, не пошевелившись.

— Как красиво, как прекрасно! Вот, когда разрешили по имени, — это другое, я все равно про себя называю «Виконтом», а это… как подарок роскошный! А вы сами рады?

Поль отвел ее от себя, и кивнул.

— И совсем не фальшиво в моих устах, верно? Я имею еще и потому на это право… Это я уж сама распорядилась… Но я вам, ой тебе, тебе, Виконт, потом скажу, когда будет торжественное настроение!

— Не забудь сказать. Потом. «…Сердце в будущем живет…»— он опять слегка улыбнулся. Устало, как показалось Саше, которой тут же снова представилась сцена изнурительной ночи у постели умирающего. Она чуть было не прочитала в ответ: «мой дядя самых честных правил…». Но сочла такую шутку неуместной и, под впечатлением «сердечного «ты», пустилась в воспоминания:

— А что ты подумал, Поль, когда я налетела на тебя на лестнице? И почему представился Виконтом? А не герцогом или королем, например? Тебя где-то так прозвали? Не без оснований, должна тебе сказать…

— Я не помню, Саша, — он провел рукой по ее голове. — Вот. Отросли. Видишь, как быстро. А ты огорчалась. Вьются опять. Колечки. Ну что, пойдем? Или нет. Попрощаемся сегодня, Александрин, Сашенька, а? Погода плохая.

— Мы гуляли и в дождь. Но тебе надо отдохнуть, я вижу. У тебя глаза не такие, как всегда…

Виконт отвел взгляд.

— И, пожалуйста, уйди от этого Семена, уйдешь?

— Уйду. Провожу тебя. Пойдем.

По дороге он не проронил больше ни слова, слушал все с той же улыбкой Сашино упоенное щебетание, в котором только и слышалось: ты, тебе, тебя, твой.

Они остановились перед порогом, Виконт стоял открыто, без всяких фокусов, и, если бы кто-то оказался рядом, то впервые Поль был бы замечен школьной братией.

— Виконт, зайдите ко мне, посмотрите, как я устроилась, ой… посмотри! — раз уж впервые подошел, может быть, и войдет? — Разве тебе совсем не интересно? Зайдешь? Раз я здесь пока остаюсь…

— Это лишнее. Ну что, до свидания?

— До завтра. Помните нашу шляпку, Поль? Интересно, она здорово удивилась?

— Жаль, я не показал тебе дом Елены Александровны. Это на Английской Набережной. Его нетрудно найти.

— Найдем, конечно. Вы такие улочки, крохотные местечки знаете, ой, знаешь, ты знаешь! Только он занят, наверное, жить там, наверное, нельзя…

— Да. Скорее всего, этот особняк нам занимать не придется. Разве что очень попросят.

— Завтра и пойдем, я настроюсь хорошенько… А может быть, и в комнаты впустят? Всякие люди бывают, смотря, чтó там… Загадывать не надо, но, может, и пустят… Только я ровно в четыре приду, ты сможешь так рано?

Ей показалось, что он хочет что-то сказать, и она заторопилась объяснить:

— А то у меня в семь собрание уже, будем обсуждать будущее коммуны. Все такие активные… Надо не отставать… А Степа там один есть, ТАК говорит, что сразу чувствуешь величие идей революции. Даже страшно подумать, если бы он придерживался не наших идей. Так умеет агитнуть…

— Агитировать, Сашенька, умеет агитировать. Ну, я пошел.

И Саша не удержала, не задержала, не задала на прощание несколько, отнюдь не животрепещущих, вопросов, как обычно делала, чтобы только постоять с ним лишних несколько минут. Махнула рукой и побежала в дом, надеясь, что он отдохнет, и завтра все будет лучше, чем сегодня. Просто побежала, оглянувшись на бегу всего пару раз.

Откуда же ей было знать, что со следующего дня для нее начнется совсем другая жизнь, в которой не будет больше Поля Шаховского, ее Виконта из Раздольного?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА 1. ПРОПАЛ

Саша перегнулась через кипу книг и заглянула еще раз в конец речи. Оратор нашел яркие и точные слова, а ей все не удается передать по-русски оттенка этой страстной убежденности. Задумавшись, она подула на красные замерзшие пальцы. Очень холодный день в этом не очень холодном ноябре. Большая старинная печь, возмущенная скудным дровяным питанием, была в силах обогреть только участок в радиусе метра от себя. И вместиться в это теплое пространство с громоздким столом, заваленным книгами, — невозможно. Поэтому в тепле оказалась только бездействующая Стелла. Время от времени она заглядывает внутрь печи и шевелит сырые, постоянно порывающиеся погаснуть дрова. Придя в эту комнату и подтянув скамейку к огню, она так и попросила:

— Ребятки, а я, чур, за печкой смотреть буду!

При этом она неровно, пятнами покраснела, как будто просила что-то неприличное. Саша пожала плечами: