Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - [50]
Нет никаких сомнений, что даже в бастионе республиканцев, в Пруссии, подавляющее большинство государственных служащих не были по-настоящему лояльны конституции, в верности которой они клялись. Если бы республике угрожало уничтожение, очень немногие из них задумались бы о помощи. Приверженность долгу заставляла их работать в условиях опасности для государства, как при путче Каппа в 1920 г., но она также заставила бы их работать при свержении правительства. Это был еще один центральный институт, сохранявший верность абстрактной концепции рейха, а не конкретным принципам демократии. Эти и другие факторы с самого начала делали позиции Веймара слабыми в отношении его политической законности[256]. Он был окружен непреодолимыми проблемами политического насилия, убийств и непримиримых конфликтов, касавшихся его права на существование. Республику не любили и не хотели защищать ее слуги в армии и государственном аппарате. Многие винили ее в национальном унижении, которое немцы пережили после подписания Версальского договора. И помимо прочего ей приходилось решать серьезнейшие экономические проблемы, начиная с гигантской денежной инфляции, которая делала жизнь невыносимо трудной для огромного числа людей в то время, когда республика пыталась встать на ноги.
Великая инфляция
Даже самые убежденные реакционеры в конечном счете могли бы смириться с существованием республики, если бы она обеспечила разумный уровень экономической стабильности и приличный, гарантированный доход для своих граждан. Но с самого начала на ее пути возникли экономические трудности невиданных в истории Германии масштабов. Как только началась Первая мировая война, правительство рейха стало занимать деньги на ее ведение. С 1916 г. расходы стали намного превышать доходы, которые правительство могло получать по ссудам или из любых других источников. Вполне естественно, оно планировало возместить свои убытки за счет аннексии богатых промышленных районов на западе и востоке, за счет принуждения побежденных стран к выплате крупных репараций и за счет установления нового экономического порядка с доминированием Германии в покоренной Европе[257]. Но эти надежды разбились вдребезги. В итоге побежденной страной оказалась Германия, и ей пришлось расплачиваться по счетам. Это сделало ситуацию гораздо хуже, чем раньше. Правительство печатало деньги, не имея экономических ресурсов для обеспечения их платежеспособности. До войны доллар стоил немногим дороже 4 бумажных марок на рынке в Берлине. В декабре 1918 г. он стал стоить почти в два раза больше. Курс продолжал снижаться до примерно 12 марок за доллар в апреле 1919 г. и 47 марок к концу этого года[258].
Сменявшие друг друга правительства Веймарской республики попали в политическую ловушку, которую, по крайней мере отчасти, создали сами. Необходимость экспортировать государственные доходы в другие страны в качестве репарационных платежей означала дополнительный отток ресурсов в то время, когда по-прежнему необходимо было выплачивать военные долги, а немецкие экономические ресурсы и внутренний рынок крайне истощились. Многонаселенные промышленные районы Лотарингии и Силезии были отделены по условиям мирного договора. Промышленное производство в 1919 г. составляло только 42 % от уровня 1913 г., и страна производила менее половины зерна по сравнению с довоенными показателями. Требовались значительные расходы, чтобы перестроить экономическую систему для нужд мирного времени и обеспечить социальные гарантии бывшим солдатам, ищущим работу или неспособным ее найти по причине инвалидности, полученной на войне. Однако если какое-либо правительство пыталось ликвидировать этот разрыв, поднимая налоги, его враги из числа правых националистов сразу же выдвигали обвинения в повышении налогов для выплаты репараций, установленных союзниками. Вместо этого большинству правительств с политической точки зрения казалось более разумным говорить иностранным державам, что немецкие валютные проблемы можно было решить только за счет отмены репарационных платежей или, по крайней мере, их снижения до более приемлемого уровня. Энергия и агрессивность, с которыми разные немецкие правительства следовали этой опасной политике, были различны, и в период 1920–21 гг. падение марки по отношению к доллару удавалось несколько раз остановить. Тем не менее в ноябре 1921 г., чтобы купить доллар США, нужно было заплатить 263 марки, а в июле 1922 г. его стоимость практически снова удвоилась, составив 493 марки[259].
Инфляция такого уровня по-разному влияла на разных игроков в экономической игре. Возможность занимать деньги для приобретения товаров, оборудования, промышленных предприятий и т. д. и возвращать их, когда они стоили значительно меньше, помогала стимулировать восстановление промышленности после войны. В период до середины 1922 г. уровень экономического роста в Германии был высок, а уровень безработицы низок. Без такой практически полной занятости организовать всеобщую забастовку вроде той, которая позволила сорвать Капповский путч в марте 1920 г., было бы гораздо труднее. Реальные налоговые ставки также были достаточно низкими, чтобы стимулировать потребительский спрос. Немецкая экономика смогла перейти к функционированию в условиях мирного времени более эффективно, чем экономики некоторых европейских стран, где уровень инфляции был значительно ниже
