Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - [43]

. То же можно было сказать и о центристской партии (которая могла полагаться на массовую организацию сторонников в Народной ассоциации, за католическую Германию, Движении католических профсоюзов и католических клубов и обществ досуга всех видов), и в определенной степени о других партиях[213]. Эта строго определенная культурно-политическая среда не исчезла с рождением Веймарской республики[214]. Однако появление платных способов проведения досуга, бульварной прессы, охочей до скандалов и сенсаций, кино, дешевых романов, танцевальных площадок и самых разных развлекательных мероприятий в 1920-х предоставило молодежи альтернативные возможности самореализации. Таким образом, их связь с политическими партиями стала гораздо менее тесной, чем у их родителей[215]. Старшее поколение политических активистов было слишком привязано к определенной политической идеологии, чтобы с легкостью идти на компромиссы и сотрудничать с другими политиками и их партиями. В отличие от ситуации, сложившейся после 1945 г., объединения основных политических партий в более крупные и эффективные блоки не произошло[216]. Политическая нестабильность в 1920-е и начале 1930-х была в большей степени вызвана продолжением политики эры Бисмарка и Вильгельма, а не нововведениями Веймарской конституции[217].

Пропорциональное представительство не стимулировало, как утверждали некоторые, возникновение политической анархии и возвышение правых экстремистов. Избирательная система, основанная на принципе простого большинства, где кандидат, получивший больше голосов в избирательном округе, автоматически получал место, вполне могла дать нацистской партии даже больше мест, чем она получила на последних выборах в Веймарской республике, хотя утверждать это наверняка нельзя, поскольку тактика партии в избирательной кампании при такой системе была бы другой, а ее спорные преимущества на ранних этапах существования республики впоследствии могли привести к сокращению общего числа голосов нацистов[218]. Точно так же часто преувеличивалось дестабилизирующее влияние конституционных положений о референдумах и плебисцитах. Другие политические системы прекрасно существовали с подобными положениями, и в любом случае фактическое число проведенных плебисцитов было очень невелико. Связанные с ними агитационные кампании, конечно, помогали поддерживать накаленную политическую атмосферу республики. Однако национальные плебисциты имели незначительное непосредственное политическое влияние, несмотря на то что один такой провинциальный плебисцит по вопросу отставки демократического правительства в Ольденбурге в 1932 г. увенчался успехом[219].

В любом случае государственная нестабильность Веймара часто преувеличивалась, поскольку частые смены правительства скрывали длительные преемственные связи в отдельных министерствах. Некоторые посты, в особенности в министерстве юстиции, часто использовались в качестве разменной монеты в межпартийных переговорах внутри коалиции, на них побывало множество разных министров, что, без сомнения, давало большую, чем обычно, власть в руки высших госслужащих, занимавших свои должности постоянно, хотя их свобода действий ограничивалась за счет передачи многих функций законодательной власти федеративным землям. Но были и другие посты, которые закреплялись за конкретными политическими фигурами, невзирая на все превратности коалиционного строительства, что упрощало проведение сильной и решительной политики. Например, Густав Штреземан, один из лидеров Народной партии, бессменно занимал должность министра иностранных дел в девяти администрациях и оставался на посту в течение шести лет. Генрих Браунс, депутат центристской партии, был министром труда в двенадцати правительствах с июня 1920 г. по июнь 1928 г. Демократ Отто Геслер был военным министром в тринадцати правительствах с марта 1920 г. по январь 1928 г. Такие министры могли разрабатывать и осуществлять долговременные программы независимо от частых смен руководства в правительствах, в которых они работали. Другие министерства также находились под руководством одних и тех же политиков в течение достаточно долгого времени, за которое успевали смениться два, три или четыре разных правительства[220]. Поэтому не случайно наиболее четкие и последовательные программы развития в республике были разработаны в первую очередь в таких областях, как международные отношения, трудовая политика и социальное обеспечение.

Способность правительства рейха действовать жестко и решительно, однако, всегда подрывалась другим положением конституции, а именно положением о сохранении федеральной структуры, которое ввел Бисмарк в 1871 г. в утешение таким немецким принцам, как король Баварский и великий герцог Баденский, разочарованным объединением Германии. Принцы были бесцеремонно свергнуты революцией 1918 г., однако их земли остались. Теперь в них действовали демократические парламентские институты, но они в значительной мере сохранили автономность в ключевых вопросах местной политики. Некоторые из земель, такие как Бавария, обладали собственной историей, насчитывавшей много веков, и поэтому они считали себя вправе не признавать правительственные программы рейха, если те им не нравились. С другой стороны, прямое налогообложение теперь находилось в руках правительства рейха, и многие мелкие земли оказались в зависимости от берлинских дотаций, если попадали в сложное финансовое положение. Попытки выйти из состава рейха могли показаться опасными, в особенности в первые неспокойные годы республики, однако в реальности они никогда не были достаточно основательными, чтобы принимать их всерьез