Третий рейх. Дни войны. 1939-1945 - [317]

. Многие другие немецкие военнопленные в течение десяти лет содержались в советских трудовых лагерях и вышли на свободу лишь в середине 1950-х гг. Большинство из них с трудом адаптировалось к мирной жизни. Солдат и бывший штурмовик СА Герхард М. вдруг обнаружил, что в новом мире, в котором он очутился 8 мая 1945 г., самым невыносимым оказался запрет на ношение военной формы вермахта. «Мне всегда нравилось носить форму, — писал он в своем дневнике, — и не только из-за серебряных знаков отличия... Но по большей части из-за того, что она лучше сидела, а в галифе я выглядел солиднее»[1693]. Герхард не мог понять, почему ему не позволяют вернуться к своей довоенной работе пожарного. «Конечно, — сказал ему новый начальник пожарной охраны, — вы, нацисты, многим рисковали, но теперь с этим покончено». Герхард так и не понял, почему ему отказали. «Я никак не мог успокоиться», — писал он и с горечью размышлял о войне, которую «наши руководители, восстановив Германию до образцового состояния, развязали против всего мира и тем самым позволили уничтожить все, что было создано предыдущими поколениями, и все только потому, что хотели войти в историю великими полководцами»[1694]. Герхард вернулся на прежнюю работу лишь спустя 9 лет[1695].

Другим также было нелегко смириться с новой жизнью и самокритично дистанцироваться от нацистского прошлого. Как и многие другие, бывшая активистка Союза немецких девушек Мелита Машман, опасаясь мести союзников, с поддельными документами скрывалась в Австрийских Альпах, меняла на еду вещи, случалось и подворовывала. Так продолжалось до середины 1945 г., пока ее наконец не арестовали и не опознали. Во время своего заключения Мелита окончательно поняла, что Третьего рейха больше нет. По ее воспоминаниям, самым приятным в тюрьме было вынужденное безделье, которое дало ей время поразмыслить и отдохнуть после долгих лет тяжелого и напряженного труда на благо нацизма. По словам Мелиты, непродолжительный курс «перевоспитания», который она прошла в тюрьме, оказался совершенно никудышным, а сами воспитатели зачастую были невежественнее девушки из среднего класса, которой нередко удавалось их переубедить. Она отказывалась верить рассказам о лагерях смерти и считала фотографии, которые ей показывали, подделкой. В 1946 г. Мелита услышала по радио заключительную речь руководителя Гитлерюгенда Бальдура фон Шираха на Нюрнбергском процессе, в которой нацист признал свою вину. Она почувствовала себя обманутой и списала это на стресс от пребывания в тюрьме. Судя по ее дневникам, Мелита продолжала верить в то, что «национал-социализм как идея расового обновления Великогерманского рейха и объединенной Европы... являлся наиболее значительной политической концепцией нашего времени». По ее мнению, гораздо достойнее пройти денацификацию и сохранить верность старым идеалам, нежели попасть в категорию соучастников и оказаться за бортом. И в течение нескольких лет Мелита сохраняли свой прежний идеализм, помогая бывшим нацистам и зачастую отдавая им большую часть своих сбережений. Лишь 12 лет спустя она сумела отдалиться от нацистского прошлого и благодаря дружбе с пастором-евангелистом ушла в религию. Мелита поступила в университет и активно знакомилась с иностранными студентами, представителями других национальностей. Окончательно порвать с идеологией, поглотившей большую часть ее молодости, ей помогли рассказы об отдельных судьбах евреев, живших в Варшаве и угодивших в концлагеря, которые начала читать. Мелита пришла к выводу, что нацизм обладал способностью покорять толпы наивных молодых идеалистов, которые с восторгом его принимали и были настолько преданы его идеям, что ничего вокруг не замечали. Тем не менее сама Мелита осталась восприимчива к всякого рода идеологиям и впоследствии всерьез посвятила себя индийскому спиритизму[1696].

IV

После войны культурная жизнь Германии восстановилась при поддержке союзников сравнительно быстро. Не смогли продолжить свою карьеру лишь те, кто был слишком тесно связан с нацистской пропагандой. Среди деятелей кинематографа Эмиль Яннингс был вынужден уехать на свою виллу в Австрии, где и умер в 1950 г. Лени Рифеншталь поняла, что снимать кино ей больше не позволят, и посвятила себя фотографии. Она снимала представителей нубийских племен и подводных обитателей коралловых рифов. Рифеншталь умерла в 2003 г. в возрасте 101 года. Рифеншталь всегда говорила о своей аполитичности, но те, кто видел «Триумф воли», были не в силах ей поверить. В отличие от нее, Фейт Харлан успешно защитил свои работы во время денацификации, заявив, что он художник, и агитационное содержание его фильмов навязал ему Геббельс. До своей смерти он снял еще несколько картин и умер в 1964 г.[1697] Вернер Эгк, крупнейший композитор-модернист Третьего рейха, продолжил свою деятельность: он стал директором консерватории и начал играть ключевую роль в восстановлении музыкальной жизни ФРГ Эгк скончался в 1983 г., окруженный почетом и уважением. Годом ранее умер Карл Орфф, чья послевоенная карьера сложилась не совсем успешно. Бывший президент Имперской палаты музыки Рихард Штраус был, вероятно, слишком уважаемым деятелем культуры, чтобы его коснулась денацификация. Он скромно жил в Вене, а после войны писал легкие произведения, которые напоминают творения Моцарта и считаются одними из лучших его сочинений: от «Метаморфоз» для струнного оркестра до концерта для гобоя. Умер Штраус в 1949 г., так и не услышав исполнения своего последнего шедевра, под названием «Четыре последние песни»