Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - [286]
Чешские рабочие, призванные в Старый рейх, получали особый юридический статус людей второго сорта. Ранее, учитывая необходимость сохранять хорошие отношения с их родными странами, иностранным рабочим в Германии за нарушение закона грозила в основном только депортация. Теперь же такая угроза не только рассматривалась как необязательная, но считалась непродуктивной. Новые нормы, принятые 26 июня и 4 июля 1939 года, предусматривали помещение в предварительное заключение в концентрационных лагерях для чешских рабочих в Германии за воровство, мародерство, политическую активность, демонстрацию враждебного отношения к национал-социалистическому государству или за отказ работать. Это немедленно поставило их вне закона. Несмотря на это, 18 000 чешских рабочих добровольно приехали на работу в разные части рейха в марте 1939 года, и еще более 16 000 в апреле и в мае. После этого эти цифры резко сократились. Рядом больше не было мест, способных удовлетворить спрос рейха на рабочую силу. Вероятность принудительного призыва становилась все более очевидной. 23 июня 1939 года, рассматривая перспективы предстоящего европейского конфликта, Геринг отмечал: «Во время войны сотни тысяч людей с заводов, не задействованных в военной экономике, будут работать в Германии, в основном в сельском хозяйстве, жить в бараках и под надзором»[1590]. Дорога к систематической высылке и эксплуатации миллионов европейцев на благо немецкой военной экономики была открыта.
Эта модель стала дурным предзнаменованием для Словакии, которая также была включена в экономическую империю Германии. Воодушевленные Гитлером венгры, управлявшие Словакией несколько веков до Версальского мирного договора, который отобрал ее у них, изначально надеялись получить эту территорию назад. Они с раздражением восприняли решение словаков, поддержанное немецким правительством, объявить независимость под немецким протекторатом. Гитлер попытался успокоить венгерского регента адмирала Хорти, объявив 12 марта, что тот может аннексировать Карпатско-Украинский регион Чехословакии, которого Венгрия давно уже добивалась. Оба правительства одобрили такой план действий, отметив, что 6 марта 1939 года чехословацкое правительство фактически упразднило Карпатско-Украинскую автономию. А упоминание распространенных злоупотреблений полномочиями со стороны властей позволяло теперь представить оккупацию как еще один случай чешской тирании, которая требовала вмешательства из-за рубежа. В этом регионе лишь 12 % из 552 000 жителей были венграми, однако правительство в Будапеште считало, что эта область исторически принадлежала Венгрии по праву. Оно направило туда свои войска 16 марта 1939 года, перебросив часть сил через словацкую границу, пока немцы не приказали им остановиться[1591]. Наконец, в качестве последнего акта этой быстрой череды событий Риббентроп сообщил литовскому министру иностранных дел, вызванному в Берлин 20 марта, что немецкие самолеты начнут бомбить их столицу Ковно (Каунас), если их правительство не согласится уступить Мемель Германии, чего требовала немецкая община, в большинстве своем придерживавшаяся нацистских взглядов. Судьбы Чехословакии и Карпатской Украины теперь было достаточно, чтобы убедить литовцев согласиться, и документы о передаче были подписаны 23 марта. Немецкие войска вошли на территорию Мемеля в тот же день, а днем Гитлер лично прибыл туда на военном корабле, чтобы поприветствовать ликующих местных немцев. Он уехал в Берлин в тот же вечер[1592].
И снова ему удалось аннексировать большую территорию без кровопролития. Кризис марта 1939 года был краткосрочным, и он не позволил развиться своего рода «военному психозу», который охватил людей летом предыдущего года. Включение Мемеля в состав рейха одобряли практически все, даже многие среди бывших социал-демократов. Тем не менее агенты социал-демократов сообщали о распространенном беспокойстве в связи с последствиями вторжения в Чехословакию, не в последнюю очередь потому, что его нельзя было оправдать спасением немецкого меньшинства от угнетения, как бы это ни пыталась представить геббельсовская пропаганда. «Я думаю, — говорил один рабочий, — им надо было оставить чехов в покое, это не кончится добром». И только после объявления о том, что оккупация прошла без потерь, народ начал рукоплескать очередному успеху Гитлера. Отмечалось, что многие люди вели себя равнодушно, поскольку их националистические чувства были приглушены предыдущими успехами в Австрии и Судетах. Среди средних классов было распространено ощущение, что это не имело значения, раз войны удалось избежать. Однако отмечалось, что сомнений в связи с этим захватом было гораздо больше, чем раньше. На тот момент это была наименее популярная победа Гитлера. «Однажды мы уже побеждали без остановки, — цинично сказал один рабочий, вспоминая пропагандистские лозунги Первой мировой войны, — и это закончилось плохо»[1593].
«Марш на Восток»
Волнение, которое испытывали многие простые немцы в связи с войной, помимо прочего усиливалось международной реакцией на уничтожение Чехословакии. Британское правительство под руководством премьер-министра Невилла Чемберлена считало подписанное в результате упорных переговоров Мюнхенское соглашение неприкосновенным, великим дипломатическим достижением, которое разрешало все остававшиеся проблемы в Центральной Европе. Чемберлен поверил заверениям Гитлера в том, что у того больше не было территориальных притязаний. Теперь лист бумаги, которым Чемберлен размахивал перед торжествующей толпой сторонников в качестве свидетельства, что он установил «мир для нашего поколения», был разорван на клочки. Британское мнение, озвученное на задних скамьях Палаты общин, резко обернулось против немцев. Нерешительно, следуя совету Министерства иностранных дел, Чемберлен в своей публичной речи 17 марта высказал подозрение в том, что Гитлер стремился не к исправлению несправедливостей Версальского мира 1919 года, но «к силовому доминированию над миром»
