Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - [281]
Ощущение успокоения было таким же ощутимым в Германии, как и в Великобритании. С мая в Германии наблюдалось распространенное общественное беспокойство по поводу возможной войны, которое обострялось военной мобилизацией чешского правительства в том же месяце. Прежде паника была кратковременной. Однако в этот раз кризис тянулся несколько месяцев. Даже Служба безопасности СС признавала, что среди населения наблюдался «военный психоз», который длился вплоть до подписания Мюнхенского соглашения. «Учитывая превосходство противника, возникли пораженческие настроения, которые выросли в жесткую критику «авантюрной политики рейха». Многие люди полагали, что включение пораженной кризисом Судетской области в состав Германии станет тяжелым экономическим бременем для рейха. В самые напряженные моменты кризиса люди в панике снимали свои накопления из банков, жители районов, граничивших с Чехословакией, готовились к бегству на запад. Многие немцы, что было прискорбно с точки зрения Службы безопасности, предпочитали черпать сведения из иностранных радиопередач, а это еще больше усиливало их пессимизм. Служба винила в этой тенденции в первую очередь интеллигентов[1561].
Однако беспокоились не только интеллигенты. До этого момента Гитлер срывал аплодисменты огромной массы немцев, добиваясь оглушительных успехов во внешней политике без кровопролития. Но теперь, когда казалось, что кровь все-таки прольется, на вещи стали смотреть по-другому. Агенты социал-демократов отмечали в мае 1938 года, что общее беспокойство резко контрастировало с энтузиазмом августа 1914 года. Конечно, большинство считало требования судетских немцев обоснованными. Однако они желали видеть их выполнение без войны[1562]. Как отмечалось в одном июльском отчете, никто не думал, что Германия победит в войне против Великобритании и Франции. Некоторые ожесточенные бывшие социал-демократы даже надеялись на то, что она все-таки произойдет, потому что поражение было наилучшим способом избавиться от нацистов. Однако среди многих рабочих был широко распространен фатализм. Молодежь часто была поглощена образом Великой Германии, раскинувшейся на завоеванном континенте. Многие взрослые люди были сбиты с толку и чувствовали недостаток информации[1563]. По мере усиления подготовки к войне беспокойство в народе росло[1564].
«Военный психоз» населения, отмечал в своем дневнике Геббельс 31 августа, нарастал[1565]. В Руре наблюдатели социал-демократов незадолго до Мюнхенского соглашения сообщали: «Повсюду царит жуткое беспокойство. Люди боятся, что дело дойдет до войны и Германия примет в ней участие. Энтузиазма по поводу войны нет ни у кого. Люди понимают, что война с большей частью Европы и против Америки закончится поражением Германии… Если дело дойдет до войны, она будет настолько непопулярна в Германии, насколько это вообще возможно»[1566].
Даже молодые люди, несмотря на весь свой энтузиазм по поводу Великой Германии, теперь были озабочены сложившейся ситуацией[1567].
Беспокоились не только рабочие классы или опрошенные агентами социал-демократов люди. «Война, война, война, — писала Луиза Зольмиц в своем дневнике 13 сентября 1938 года, — куда ни пойти, везде только об этом и говорят». Некоторое время ее страх перед масштабной войной перевешивал всегдашний патриотизм. Однако внезапно 1914 год стал означать нечто отличное от духа национального единства: «1914-й зловеще возвращается. Каждый убитый судетский немец — это Франц Фердинанд»[1568]. Тем не менее ее патриотически настроенный муж Фридрих Зольмиц все равно попробовал записаться добровольцем на военную службу в час нужды для его страны. Его заявка была отклонена[1569]. Среди населения в целом уверенность в способности Гитлера добиваться успехов на международной арене без кровопролития была намного меньше, чем в предыдущих случаях, как, например, во время ремилитаризации Рейнской области или аннексии Австрии, именно потому, что чешский кризис длился так долго. В конце лета и начале осени 1938 года отмечалось увеличение числа людей, попавших в специальные суды по обвинению в критике самого Гитлера[1570].
Поэтому волна облегчения, захлестнувшая страну после объявления о Мюнхенском соглашении, была невообразима. «Все мы можем жить дальше, — писала Луиза Зольмиц в своем дневнике, — расслабленные, счастливые, с нас спало гигантское давление… Это удивительное, уникальное чувство. Мы вернули Судеты и сохранили мир с Англией и Францией»[1571]. Как сообщал один агент социал-демократов в Данциге, практически все считали Мюнхенское соглашение «стопроцентным успехом Гитлера»[1572]. Это было и неудивительно, учитывая расположение города. Напротив, среди католических рабочих в Руре бытовало беспокойство, что успех Гитлера приведет к еще более безжалостной кампании против Церкви. Тем не менее все испытали огромное облегчение от того, что Гитлер получил новую территорию для Германии без кровопролития. Неудивительно поэтому, что Чемберлена с восторгом приветствовали, когда он проезжал по улицам Мюнхена после подписания соглашения. Все сходились во мнении, что соглашение значительно усилило власть и престиж Гитлера. Только упертые противники режима были раздражены тем, что они называли предательством чехов со стороны западных демократий. И только самые отчаянные пессимисты говорили, «что все это не остановится»
