Третий пол - [60]

Подчеркну один принципиальнейший момент. Как и в опытах М. Льюиса, речь одет о достаточно тонких градациях. Нельзя сказать, что мальчики вообще не подходят к воспитателю или что девочки хорошо чувствуют себя только у него под крылом. Различия обнаруживают себя при суммировании итогов большого числа наблюдений, скорее статистически, чем визуально. И уловить их можно только при сравнении. Если разделить лист бумаги пополам, на одной половине подробно описать поведение мальчиков, а на другой – девочек, картинки получатся примерно одинаковые. И только когда начинают их сопоставлять, половые различия проступают в виде определенных тенденций.

Я представил себе: а что, если бы подобный эксперимент был поставлен, допустим, сто лет назад? И сразу понял, что даже чисто технически это было бы делом неисполнимым. Мальчики и девочки не могли бы составить такую большую, устоявшуюся смешанную группу. Они росли врозь, их воспитывали разные люди – и по-разному. Даже в одной семье, среди любящих друг друга братьев и сестер, непререкаемый обычай воздвигал невидимую стенку. Если бы девочка и захотела поиграть в «мальчишеские» игры, ее бы строго одернули. Если бы мальчик и захотел прижаться к матери, он бы не получил такой возможности. Замкнутые в своем, особом мире, будущие мужчины и женщины по-разному проходили путь психического развития, у них формировались несхожие рефлексы, потребности, способы внутренней самозащиты.

Постоянно читая в старых романах, как героини чуть что падали в обморок и у них приключалась горячка, я думал: уж не притворялись ли они? Или это авторское преувеличение, литературная условность, призванная подчеркнуть драматизм событий? Мне тоже случалось видеть, как в стрессовой ситуации женщины лишались чувств. Но это были единичные эксцессы, и требовались для них исключительные, напоминающие удар молнии потрясения. Но потом, уже глазами психоэндокринолога, я проследил путь воспитания тех слабонервных женщин и понял, что притворство, если оно и имело иногда место, вовсе не было делом обычным. Девочка росла в оранжерейных условиях, ее опекали, лишали малейшей самостоятельности. Ее познания о мире были резко ограничены и почти не подпитывались собственным опытом. Даже в играх ее ограждали от ситуаций, связанных с риском, с опасностью испытать резкую боль. И как настоящий оранжерейный цветок, она становилась беззащитна перед травмирующими факторами среды. Ненатренированная эндокринная система пасовала даже перед незначительными, по мужским меркам, стрессами, и запредельное напряжение вызывало психический эффект, подобный короткому замыканию…

Ну, а в наше время? Любой скажет, что никаких половых различий нынешняя система воспитания не учитывает. Ее даже порой сурово упрекают в этом. Маскулинизация женщин, феминизация мужчин, этот двуединый лик социально-психологического гермафродитизма, вызывавший такую бурю во многих душах, потому, мол, и возник, потому и стал он возможен, что наша цивилизация отказалась от разных подходов к детям. В детском саду они вместе, в школе – вместе, игрушки – общие, развлечения – одинаковые…

Как и множество других слишком резких обобщений, сделанных под влиянием крайнего раздражения, это мнение нуждается в корректировке.

Изучая спонтанное поведение детей, американские психологи, с чьей работой мы только что познакомились, особое внимание обратили и на то, как обращаются с этими детьми воспитатели. И точные замеры показали, что различия в дистанции между ребенком и взрослым – более близкой для девочек и более далекой для мальчиков – создаются не только по инициативе самих детей. Если такое сравнение не покажется обидным, девочек воспитатели держат на более коротком поводке: больше внимания, больше контроля, больше стремления опекать. Мальчиков же предоставляют самим себе, следя разве что за их безопасностью. Интересно, что воспитатели-мужчины и воспитатели-женщины вносят в эту общую для всех закономерность свои поправочные коэффициенты: в женщинах явственнее проступает желание опекать, контролировать, мужчины меньше вмешиваются в перепалки, вспыхивающие между детьми, в них меньше заметно стремление оставить за собой, как за верховным арбитром, последнее слово.

Расплывчатость, неуловимость границы между тем, что можно считать прирожденным свойством ребенка, и тем, что формирует в нем окружение, ориентируясь на его пол, так же заметна и в детских играх. Огромная натяжка – думать, что система воспитания навязывает детям единые стандарты. Ничего подобного! И лучше всех понимают это торговцы игрушками, когда, потрафляя вкусам покупателей, оформляют прилавки – отдельно для мальчиков и отдельно для девочек. Есть множество игрушек нейтральных – как, впрочем, было и всегда с тех сравнительно недавних, в историческом масштабе, пор, как этот специфический товар занял свое место в структуре общественного производства. Но есть особая группа знаковых игрушек. Кто бы вы ни были и как бы ни смотрели на проблему соотношения полов, вы не подарите мальчику куклу. Точно так же, как не купите для девочки пистолет или ружье. Никаких перемен здесь нет и, похоже, не предвидится.