Третий лишний - [8]

— Дамы и господа! Айда со мной, если хотите, конечно.

Удить с Ленькой считалось большой честью, потому что у него был собачий нюх на самые клевые места. Юрка Дорофеев пошел, конечно, в противоположную сторону, пригласив с собой Лариску, и при этом так посмотрел на меня…

Сегодня или завтра, при удобном случае Юрка обязательно спросит меня, хорошо ли удилось с Ленькой. За этим вопросом последуют другие — целая серия. Юрка, будь здоров, умеет вытягивать жилы. Он выспросит все-все. И я, как дура, ему доложу до мельчайших подробностей. Спохвачусь тогда, когда Юрка начнет загадочно улыбаться, как сфинкс. Что это тебя так волнует Ленька, спрошу я. Он, наверное, что-нибудь ответит в своем трехсмысленном духе: «Пытаюсь решить психологическую загадку — почему тебе интересна такая личность, как Леонид Рыбин». Я чувствую себя глубоко задетой и не нахожусь сразу, что ответить. И Юрка смеется отвратительным смехом: ха-ха-ха-ха! А мне бы надо ему ответить так: «Ты уж лучше решай задачки по физике — это у тебя получается, а за эту не берись — зуб сломаешь». Такой ответ наверняка сразил бы Юрку, но вся беда в том, что он пришел мне в голову только сейчас.

С Ленькой же я общалась последний раз с неделю назад на географии. Мы сели с ним вместе и проиграли в балду. Правда, Юрка не знает, чем мы занимались, а то бы

он, наверное, сказал что-нибудь похлеще психологической задачки. Ну, ладно, сегодня буду умнее и не стану отвечать на дотошные Юркины вопросы — в конце концов я не подследственная! Но если у нас состоится разговор о записке, я, наверное, скажу об этом Юрке.

Брели мы вниз по течению часа полтора. На этот раз роль Бедной Лизы играла Маруся — она совсем не умела обращаться с наживкой, но это нас не раздражало. Наоборот, мы с Ленькой взяли над ней такое шефство, что ей только и оставалось забрасывать удочку. А вот подсекать она научилась в два счета. Надо было видеть ее лицо при этом. А кричала она похлеще меня. Ленька несколько раз говорил нам:

— Тише, рыбу распугаете!

Но Маруся не могла уняться.

Остаться наедине с Ленькой не было никакой возможности — Маруся все время была рядом. Но выяснить с запиской надо было обязательно. Не хочу, чтобы он думал, будто мне можно все сказать. К моему удивлению, разговор о записке начала Маруся. Я сначала ушам своим не поверила.

— Ле-Ры и Ка-Бу — хорошо придумано, — сказала Маруся.

Она выбрала удобный момент, чтобы сказать это. Мы стояли почти в кружок на древесном завале — он перегородил речку, поэтому образовалось что-то вроде тихой заводи. Сюда-то мы и закинули удочки. Поэтому когда она сказала, нам некуда было деваться, и мы трое как по команде скрестили свои взгляды.

— И вы знаете, что это значит? — спросил Ленька.

Тут у Маруси, кажется, клюнуло, но она не успела

подсечь, и рыба сорвалась.

— Жалко, — сказала Маруся, но видно было, что ей вовсе не жалко — сейчас ее занимали только мы с Ленькой. На Ленькин вопрос она ответила так:

— Догадываюсь. А теперь тебя, Леня, хочу спросить: как понимаешь то слово…

Ленька стал решительно сматывать свою удочку, хотя форели в этой заводи было полным-полно. Он сказал довольно грубо:

— Что спрашивать — сами знаете.

— Я-то знаю, а вот ты… — миролюбиво сказала Маруся.

Ленька расхрабрился:

— Ну что тут объяснять? Девчонка, с которой парень ходит.

— Куда ходит? — спросила Маруся, еле сдерживая смех.

— Ну куда-куда, известно куда — в кино, например.

— И все?

Ленька засмущался. Глаза его совсем позеленели. Он сказал:

— Ну, можно просто погулять, на рыбалку там…

— И все?

— Все, — решительно сказал Ленька и рубанул воздух удочкой.

Маруся швырнула свою удочку на берег и хохотала, упершись руками в бока.

— Молодец, Леня. Все правильно, — сказала Маруся, отсмеявшись.

Тут выступила я:

— А почему же тогда пишут…

На Марусю снова напал хохот. Она скакнула между мной и Ленькой, обняла нас за плечи и простонала:

— Ой, уморили! Ну, юмористы!

Немного успокоившись, сказала:

— Как я была права, когда говорила Елене Ивановне: вы не ведаете того, что творите.

— Раз вы знаете все, — сказала я, — я тоже Рыбину задам вопрос.

— Задай, — сказал Ленька затравленно.

— Почему ты мне написал записку?

— Вторую или первую?

— Первую.

— Не могу выдавать чужую тайну. (Как потом рассказала Лариска, это она подбила его написать мне записку просто так, от нечего делать).

— Тогда вторую — такую.

— Потому что ты писала вместе с Дорофеевым. Сама, что ли, не могла?

— Могла, но…

Меня подмывало ему рассказать, что он в мои планы не входил, но я боялась, что рассвирепеет.

Маруся слушала нас, слушала, да и говорит:

— Как я посмотрю, любовь витает в нашем классе, а вы все не взрослеете: с уроков удираете, хулиганите.

— Одно другому не мешает, — сказал Ленька со знанием дела.

— Что верно то верно, — согласилась Маруся. — Не пора ли нам возвращаться? Что-то есть хочется…

— Пора, — сказал Ленька.

Мы возвращались на свое стойбище с тремя увесистыми вязками. Нам даже и в голову не пришло собирать форель на одну — как же мы похвастаемся?

И вот мы пришли. Лариска и Юрка были уже на месте. Мы потрясли своими вязками, каждый по очереди сказал:

— А что у вас?