Третий источник - [2]

– Так мы не одни? – Адриана посмотрела на художника и улыбнулась.

Он снова развернул ее к обнаженной женщине.

– Она тебе нравится?

– Возможно, – Адриана чувствовала, как руки Назифа сжимают ее плечи.

– Подойди к ней, – сказал художник.

– Подойти?

Блудница попыталась отыскать взглядом слугу, но его нигде не было. Лишь женщина на диване, в глазах которой, казалось, таится сама ночь. Адриана осторожно сделала шаг вперед. Затем еще один. И еще. Художник отпустил ее плечи. Теперь блудница стояла между мольбертом и диваном.

– Ближе, – сказал Назиф.

Женщина на диване не двигалась. Ее черное лицо было бледным, как воск.

– Она… Она настоящая? – спросила Адриана, поворачиваясь к художнику. – Живая?

Он кивнул – далекий, размытый слабым светом образ. Пламя одной из свечей задрожало, захлебываясь расплавленным воском.

– Странная ночь, – сказала Адриана.

– Тебе не нравится?

– Не знаю, – она машинально улыбнулась.

– Прикоснись к ней, – сказал художник.

Блудница обернулась, но тени уже скрыли его лицо. Она снова вспомнила Финлея. Почему он никогда не рассказывал ей ни о чем подобном? Или же подобного никогда и не происходило с ним?! Адриана осторожно протянула руку и коснулась женской груди с проколотыми сосками. Черная кожа была теплой и гладкой.

– Теперь поцелуй ее, – донесся далекий голос Назифа.

Адриана подалась вперед. В черных глазах странной женщины горели сотни свечей. Ее лицо оставалось непроницаемой маской. Губы были мягкими, но безразличными. Адриана задержала поцелуй, пытаясь уловить дыхание. В повисшей тишине затрещала, угасая, еще одна свеча.

– Ниже, – услышала блудница шепот художника. – Не в эти губы.

Его взгляд прикоснулся к ней. Она почувствовала это, как что-то материальное. Склонила колени и опустилась между раздвинутых ног к раскрытой в ожидании плоти. Холодное серебро коснулось щеки. Нити натянулись сильнее.

– Хорошая девочка, – похвалил художник, и Адриана услышала, как скользит по холсту кисть, нанося краску. – Очень хорошая.

Она закрыла глаза и подчинилась инстинктам.

Часть первая

Глава первая

За три месяца до сезона дождей.

Планета Нуминос.

Мастерская Назифа Харра аль Саммана.

Жирный таракан бежит по незаконченной картине. Его тонкие лапки вязнут в не успевшей засохнуть краске.

– Чертово животное! – говорит Назиф.

Женщина лежит на кровати. Смотрит на художника и улыбается.

– А ты так и оставь, – говорит она.

– Так? – Назиф смотрит на картину. Таракан приклеился к женской груди: чуть выше дряблого коричневого соска, чуть ниже черного родимого пятна. – Хотя ты права, – говорит художник. – Разницы все равно не будет.

Натурщица одевается и уходит.

– Завтра приходить? – спрашивает она, перед тем как закрыть дверь.

– Завтра? – художник считает оставшиеся деньги. – Нет. Завтра я, пожалуй, поем.

Натурщица смеется. Дверь закрывается. Тишина. Пыль летает в лучах далекого солнца. Вялые мухи ползают по столу, собирая оставшиеся крошки.

– Скоро и они подохнут, – говорит Назифу слуга. Араб лежит на грязном тюфяке и чешет ввалившийся живот. – Почему бы вам не нарисовать мадам Чиджир? – спрашивает он. – Она, кажется, обещала неплохо заплатить, к тому же явно питает к вам слабость.

Назиф молчит. Последняя женщина, которую он рисовал, расплатилась натурой, отданной за ненадобностью слуге. Назиф смотрит на араба. Сейчас, он, наверное, предпочтет сытый обед любой красотке…

– Так как насчет Ясмин? – спрашивает его Кемпбел по телефону.

– Ясмин? – Назиф смотрит на картину обнаженной женщины. Единственную картину, которая что-то стоит в этой мастерской. Все остальное – хлам. Без сердца. Без души. Всего лишь краска на грязных холстах. – И что у меня останется, если я продам Ясмин? – спрашивает Назиф.

– Не думай о том, что останется! – смеется Кемпбел. – Думай о том, что приобретешь!

Художник смотрит на слугу. Араб пожимает плечами.

– Даже ты меня предал, – говорит ему Назиф.

– Я есть хочу, – говорит араб.

– Он есть хочет, – говорит Назиф, сжимая телефонную трубку.

– Сто тысяч кредитов, – говорит Кемпбел.

– Это хуже, чем смерть, – говорит художник.

– Это лучше, чем твоя жизнь. Когда ты последний раз рисовал что-то стоящее? А я предлагаю тебе шанс.

– Ясмин дороже ста тысяч.

– Ясмин бесценна, – Кемпбел снова смеется. – И никто не сможет заставить ее остаться в твоей мастерской.

– Я ее сожгу, – Назиф смотрит по сторонам. – Мастерскую, слугу, себя.

– Картину только отдай!

– Отдам.

– Тогда я уже в пути.

* * *

Слуга пересчитывает деньги и говорит, что все в порядке. Художник не смотрит на него. Не слушает. Его взгляд прикован к картине Ясмин. Кемпбел запаковывает картину, что-то напевая себе под нос. Оберточная бумага прячет обнаженную женщину слой за слоем. Сначала ноги, потом живот, грудь. Зеленые глаза в последний раз смотрят на художника.

– Хочешь совет? – спрашивает Кемпбел. – Найди ее. Найди эту бабу и скажи, что у тебя теперь много денег. Трахни ее и сними это дурацкое напряжение!

– Береги ее, – говорит Назиф.

– А хочешь, я достану тебе ее клона? – Кемпбел закуривает. – У тебя же теперь есть деньги.

– Уходи.

– Можно со скидкой. У тебя есть уже слуга-араб. Почему бы не приобрести слугу-картину? Когда-то же должны они послужить и тебе.