Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны - [144]

Но оставим Вольфа с его заботами. Он и впрямь имел причины для расстройства: ведь в конечном счете его военно-политическая операция не увенчалась успехом. Гитлеру и Гиммлеру не удалось вбить клин между участниками коалиции, Рузвельт и Черчилль не стали просить фюрера о помощи в «войне против русских». В равной мере и Даллесу было мало чем похвастаться: восстания итальянских партизан он не предотвратил, капитуляцию немецких войск получил не «без пяти минут двенадцать», а практически в пять минут первого, Рузвельта со Сталиным не поссорил и все послевоенные годы должен был оправдываться по поводу своих швейцарских переговоров.

Тем не менее есть все основания назвать эти переговоры первой операцией будущей «холодной войны». Это определение впервые употребил один германский историк, специализирующийся на исследовании закулисных контактов военного времени, и я с ним согласен. Оно тем более справедливо, если оценивать действия Аллена Даллеса в свете тех событий, которые развернулись сразу после окончания Второй мировой войны. Ведь переговоры с СС были противоестественны в условиях антигитлеровской коалиции, но приобретали смысл, когда Соединенные Штаты предъявили претензии на мировое господство.

Мы еще не знаем всей документации УСС за 1945 год, не знаем о всех секретных операциях будущих руководителей ЦРУ и руководителей британских секретных служб. Но и из того, что уже выяснилось, вырисовывается картина, не оставляющая сомнений в своей политической направленности.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Мы перелистали страницы истории минувшей войны — и делали это без всякого удовольствия. Как на всяких фронтах, на «третьем фронте» (то есть в тайной дипломатии) бывали наступления и оборона, инициативные действия и ответные удары. Одного не было — безгрешных героев. Не говорю уже о том, что сам жанр тайной дипломатии исключает гласность. Имена остаются в тени, покрываясь пылью забвения, и лишь в редких случаях становятся известны. Поражает другое: число им легион. Десятки, пожалуй, даже сотни действующих лиц и организаций подвизались на этом бранном поле, где без пролития крови завязывались ожесточенные схватки. Порой просто оторопь берет, как союзным державам и их народам удалось избежать тех ловушек, которые ставились им на всех углах? Как удалось отбросить (или не принимать во внимание) сотни проектов, предлагавших прекратить войну самым простым способом — путем предательства и обмана, сговора и уступок?

Если говорить о российской стороне, то она поддалась искушению один раз — но как! Впрочем, ничто не говорило против искушений так выразительно и однозначно, как крах пакта 1939 года. Недаром все действия советской тайной дипломатии с 22 июня 1941 года были столь скованны и нерешительны. Ожегшись на пакте, она усвоила, что ни одна слабость не остается безнаказанной.

Зато западной стороне этого упрека предъявить нельзя. Крах политики «умиротворения агрессора» мало научил ее сторонников, так как эта политика всегда проводилась за чужой счет — в первую очередь за счет народных масс, вынужденных надевать военную форму, лезть в окопы, бросаться в атаку. Зато в высших слоях общества «желающие» всегда находились в достаточном количестве. На первом месте, разумеется, были разведчики и контрразведчики, которые по «долгу службы» располагали необходимыми связями в лагере противника. Благо, что основные разведслужбы — немецкая, французская, британская и «примкнувшие к ним» позже спецслужбы США — накопили достаточно опыта. Но, кроме профессиональных разведчиков, имелись любители и дилетанты, также располагавшие по роду деловой или «генеалогической» деятельности подобным опытом. Здесь возникали такие фигуры, как принцы Гогенлоэ, которые могли опираться на давнишние контакты по обе стороны фронтов. Разумеется, промышленные бароны им не уступали, коли международный капитал был интернациональным по своей сути — банки Шредеров, Морганов, Ротшильдов.

Советский Союз не мог предъявить подобных предпосылок. Конечно, существовало международное коммунистическое движение и его центр — Коминтерн. Но для поисков партнеров в нацистском лагере он был неприменим. Лишь личности — точнее, личность одного вождя могла открыть двери в нацистские верхи, но с 22 июня 1941 года, ожегшись на 1939 годе, Сталин не мог ставить на эту карту.

Безусловно, верхи стран Запада порой были очень близки к теснейшему контакту с гитлеровской империей. Но и здесь «классовая близость» наталкивалась на конкурентную борьбу. Делить добычу с возможным — и реальным — противником оказалось делом трудным и невозможным, тем более, что эта «добыча» не собиралась принять на себя роль покорного объекта сделок. Советский Союз не стал такой добычей. Ставка на такую дипломатию оказалась битой. Но лишь в 1945 году.

Франц фон Папен, рейхсканцлер в 1932–1933 гг. Справа от него руководитель имперской канцелярии Отто Мейснер. Ноябрь 1932 г. При Гитлере фон Папен был вице-канцлером в его первом кабинете, являлся одним из деятелей тайной дипломатии (был послом в Австрии, а затем в Турции)

Адольф Гитлер становится рейхсканцлером. Слева президент Германии генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург