Третий эшелон - [16]

— Илья! — вскрикнула обрадованно Наташа, различив его среди матросов.

Он не расслышал. Матрос с забинтованной головой и трубкой во рту подтолкнул его.

— Жена?

Илья оглянулся. Глаза его просветлели.

— Девчонка одна…

Наташа стояла внизу и пристально смотрела на него. В этот миг она забыла их прежние ссоры, видела только знакомые, встревоженные, чуть диковатые глаза парня.

Перебросив ногу через борт, Илья попрощался с моряком:

— Бывай, браток! — И, уже обращаясь к Наташе, приказал: — Зови людей сюда. Мол, бронепоезд выручать надо.

Девушку не обидел его официальный тон: она была так счастлива, что он жив. Наташа бегом бросилась выполнять поручение.

Илья подполз под бронеплощадку, осмотрел повреждения. Занимался делом, а перед глазами стояла Наташа, заботливая, нежная, любящая. Он даже зажмурился на минуту, чтобы лучше представить каждую черточку ее милого лица.

Когда начался налет, в глухом, темном убежище оказались вместе Краснов и Листравой. Привыкнув к темноте, они обнаружили в дальнем углу стрелочника Пацко, а у входа связиста Хохлова. Все были заметно растеряны и испуганы, дышали тяжело и прерывисто. В сером полумраке их лица казались землистыми.

— А все-таки досадно! — нарушил гнетущую тишину подземелья Краснов: он не мог молчать, ему было страшно. — Умереть здесь, просто так…

— А можно и не умереть, — с усмешкой отозвался Пацко.

— Вишь, мы с женой на курорт собирались после войны, — объяснил Краснов и прислушался: — Это у тебя в животе урчит?

Где-то грохнул первый взрыв.

— Вот они! — сказал Листравой, бессознательно понизив голос и не называя фашистов. — Прилетели!

Грохот повторился. Взрывы сыпались один за другим.

— Это за вокзалом… А это за стрелками… — по звукам определял Пацко, успевший узнать расположение станции. И ему верили, хотя сам он смутно понимал, что к чему, говорил так, для своего успокоения.

— Да они пьяные! — снова раздался его голос. — Вое мимо, олухи. Все мимо нас…

Вдруг бомба разорвалась рядом с убежищем, посыпались комья, пол закачался.

— Держись, начинается! — шутливо пробасил Листравой и встал, но ударился головой. Потолок не дал ему распрямиться. Листравой сел, задумался. Оставаться здесь не хотелось. Что же делать? Чувство страха почти улеглось, только немного сосало под ложечкой и хотелось скорее на свет, на воздух, своими глазами видеть все, что происходит там. Он громко позвал:

— Кто со мною? Пошли.

Расслышать друг друга было почти невозможно: кругом грохотало, дрожала земля, сыпались комья. Потолок грозил обвалиться.

Листравой потянул за рукав Краснова:

— Пошли, Демьян. Прихлопнет, как кутят.

Краснов, представивший себе, что делается наверху, застыл от ужаса. Но перед Листравым страха показывать не хотел.

— Да! Наверх!

— Коту делать нечего, так он зад лижет, — хрипло проговорил Пацко, дергая Краснова за ногу. — Ложись! Тут скорее дождешься своего курорта.

Демьян Митрофанович упал, затих, прислушался к своему сердцу. А в мыслях: «Только бы мимо!»

Листравой пошел, на время загородив слабый свет входа. За ним увязался Хохлов.

Наверху они укрылись в неглубоком рве. Стреляли зенитки и пулеметы, но самолеты снова и снова шли к станции, вырисовываясь в небе хищными птицами.

— Думаешь, по нашим вагонам попало? — ерзая на глинистой земле, спросил Хохлов.

— Нам от того не легче. — Листравой увидел неподалеку солдата. Тому оторвало левую ступню, он выл от боли, словно в припадке сумасшествия. У Листравого и без того были напряжены нервы, и он грубо крикнул:

— Замолчи, солдат! Чего орешь? Не голову же оторвало.

Солдат скорчился, лицо перекосило болью.

Краснов загорелся отвагой: нельзя лежать, когда Листравой где-то там, потом станет рассказывать…

Он выскочил на свет в тот момент, когда раненый особенно пронзительно взвыл, схватившись за ногу. Бледное молодое лицо солдата выражало ужас.

— Ох! Несите меня!

И.Краснов возбужденно сказал Листравому:

— Понесли, Саша!

Но нести было не на чем, и Краснов принялся налаживать носилки из обломков вагонных досок. Листравой тем временем перетягивал ремнем раненную ногу солдата.

Краснов видел людей, тушащих пожары, расцепляющих вагоны. Матросы на бронепоезде вели стрельбу. И опять ему стало непонятно: почему люди не бегут в поле, подальше от этого разрушительного урагана, от этих взрывов? Что их удерживает? Он косился на Листравого, но тот молча делал свое дело, только подрагивали спутанные усы.

— Пошли! — крикнул машинист.

Длинные ноги не слушались Краснова, он обливался холодным потом, Испытывал мучительную тошноту, потребность бежать со всех ног от этого дымного кошмара.

Он, нервно икая, засмеялся. Листравой увидел в его помутившихся глазах приступ малодушия.

— Сволочь ты последняя! Вот как дам тебе по морде! Веди себя прилично.

Эти грубые окрики подействовали на Краснова отрезвляюще. Он даже рассердился: и тут, мол, хочет унизить. В нем росла обида на старого машиниста. Теперь, когда страх немного улегся, ему захотелось избавиться от Листравого, видевшего, как он струсил.

Доставив на перевязочный пункт раненого, они разошлись: Листравой — к путейцам на земляные работы, а Краснов — на маневровый паровоз, растаскивать разбитые вагоны.