Третий дневник сновидений - [3]

Хватило нескольких секунд, чтобы понять: всё это происходило в реальной жизни, а не, как обычно, во сне, где нам никто не мог помешать, и потому ощущалось сильней, чем обычно.

Генри приподнялся на локтях.

– Ты сама знаешь. Не боялась, что всё слишком быстро. Что я от тебя чего-то требую. То есть принуждаю к тому, к чему ты ещё не готова. У нас ведь полно времени для твоего первого раза.

Вот тут всё и произошло. Сегодня в ярком весеннем свете школьной столовой я не могла ничего объяснить. Хотя нет… объяснить-то я уже могла, но, к сожалению, от этого не становилось легче. Причиной в любом случае были слова, сказанные Генри. Этот проклятый первый раз!

Те самые слова, которые пробуждают комплекс неполноценности, а с ним и нечто близкое – уязвлённую гордость. То и другое заставляло думать, что Генри тяготит моя неопытность, во всяком случае, его взгляд казался порой соболезнующим.

Ну что ж…

– Ты думаешь, я ещё не спала ни с одним… парнем? – Я поднялась и натянула на себя одеяло. – Так, так, понимаю. – Я слегка засмеялась. – Ты, играя со своим демоном, всерьёз принимаешь эту чушь о девственности, так что ли?

– Ну… да. – Генри тоже поднялся.

Уязвлённая гордость заставляла меня говорить слова, которые меня саму удивляли не меньше, чем Генри. Разбухший комплекс неполноценности при этом восторженно аплодировал.

Замешательство на лице Генри и то, как он вскинул при этом брови, мне очень понравились, от сочувствия и следа не осталось.

– Мы никогда про это по-настоящему не говорили, – продолжала я лепетать, почти забыв, что надо мной сейчас синее небо, – так убедительно звучал мой голос. – Конечно, у меня было не так много приятелей, как у тебя девушек, но были, были эти… парни… с которыми я была. В Претории.

Генри ничего не сказал, только выжидательно смотрел на меня, поэтому я продолжала:

– Это не была большая любовь или что-то такое, мы жили с ним всего три месяца, но секс с ним был…

В этот момент уязвлённая гордость (мерзкая штучка!) резко отступила, я снова осталась наедине с собой. И тотчас страстно себя возненавидела. Зачем я так сделала? Можно было завести искренний разговор, а я всё только испортила. Прежде всего, я дико раскраснелась, потому что не могла закончить начатую фразу.

– Секс с ним был… Ты слышишь?

Только тут я обнаружила, как напряжённо всё это время Генри смотрел мне в глаза.

– Был что надо, – из последних сил пробормотала я.

– «Что на-а-до», – повторил Генри нараспев. – А как… как его звали… этого малого?

Ну да, ещё надо сказать, как его звали… Подскажи, дурацкая уязвлённая гордость! Надо было всё раньше обдумать! Чем дольше задерживаешься с ответом, тем проще тебя поймать на лжи, это знает каждый ребёнок.

– Расмус, – поспешила сказать я.

Не могло мне прийти на ум ничего лучшего, когда я вспомнила о Южной Африке! А ведь я неплохо умела врать.

Расмусом звали астматичного пёсика-чау-чау наших соседей, можно так назвать и человека. Сколько раз я часами гуляла с ним, с мопсом по кличке Сэр Баркс-Алот, и нашей собственной собачкой, Кнопкой.

– Расмус, – повторил Генри, и я с облегчением кивнула.

Звучало не так уж плохо. Для бывшего приятеля можно было придумать имя похуже. Хотя бы Сэр Баркс-Алот.

Но тут Генри неожиданно вернулся к прежней теме, хотя я уже и так чувствовала себя как на допросе. Точнее говоря, он не переменил тему, а снова начал меня целовать. Как будто хотел показать, что он умеет это лучше, чем Расмус. Чего на самом деле совершенно не требовалось. Готова биться об заклад: никакой Расмус в мире не мог целовать лучше, чем Генри!

Это было два дня назад. С тех пор мы ни разу не упоминали этого моего придуманного приятеля. На какой-то момент мой комплекс неполноценности всё-таки возвращался, но вообще-то ложь насчёт Расмуса не дала лечебного результата. Вот почему в тот вторник мне приходилось бороться со спазмами в желудке, и не только из-за пудинга из тапиоки и насмешек Генри.

Грейсон между тем понюхал мою порцию и стал с голодным видом оглядывать столовую, словно ожидал увидеть, не парит ли над нашим столом добрая фея с ещё одним пудингом на блюде.

Но вместо доброй феи мимо нас прошла Эмили, даже не бросив на Грейсона острого взгляда, который для неё был видом оружия. При этом она прямо-таки оттолкнула бедняжку Ванхагена, успевшего отпрыгнуть к учительскому столу, в то время как Эмили продолжала двигаться в сторону раздачи, где её уже ожидала сестра Грейсона Флоранс.

Эмили уже несколько недель можно было считать бывшей подружкой Грейсона. Хотя слово «бывшая» по отношению к ней звучало не совсем убедительно. Можно было лишь восхищаться хладнокровным спокойствием, с каким он встречал Эмили.

– Мне казалось, всю порцию презрительных взглядов я сегодня уже получил на уроках английского.

– Но, похоже, эти порции стали крупней. – Генри наклонился, чтобы лучше рассмотреть Флоранс и Эмили. – Я, конечно, не умею читать по губам, как профессионал, но я почти уверен, что она сейчас рассказывает твоей сестре, что ты видел сегодня во сне. Подожди… Кролика? Так?

Всегда приятно подразнить Грейсона, особенно когда это отвлекает от собственных проблем, поэтому я сразу так и сделала.