Третий дневник сновидений - [14]

Между тем занятия в школе продолжались, была пятница, сияло солнце, неделя кончалась. Уже несколько часов я ничего так не хотела, как спокойно побыть в своей комнате, чтобы, отвлёкшись от бедствий Персефоны, наконец ухватить несколько действительно ясных, насущных мыслей. Если повезёт, я успею перед занятиями кунг-фу насладиться успокаивающим послеполуденным сном – мне надо отоспаться. Мысли могут проясниться, лишь если я буду не такой усталой.

После того как я и Генри встретились во сне с Анабель, прошли ещё две ночи, когда мы довольно беспорядочно слонялись по коридорам, наблюдая за нужными нам дверями, высматривая то Анабель, то Артура в надежде узнать что-то новое. Напрасно. Царила абсолютная тишина. Боюсь, Генри эта тишина успокаивала. Настолько успокаивала, что вчера ночью он среди коридора даже заговорил о Расмусе. Наверно, он нашёл в Фейсбуке некоего Расмуса Вэйкфилда и хотел узнать, не «мой» ли это Расмус Вэйкфилд. На это, во всяком случае, я могла честно ответить «нет» и заверить его, что «мой» Расмус не был фанатом социальных медиа. А Генри в ответ спросил, какие у него были хобби.

– Он любил играть с мячиками, – сказала я уверенно.

И чтобы не продолжать разговор о моём придуманом южноафриканском приятеле, который на самом деле был собакой, я стала (не думая о том, что за нами может следить кто-то невидимый) целовать Генри – отвлекающий манёвр, который всегда срабатывал. Но на этот раз – пусть и спустя некоторое время, когда я забыла про всё: про Расмуса, про невидимых шпионов, про демонов, – Генри захотелось узнать, а как же целовался Расмус.

Просто с ума сойти! Я уже не могла отделаться от этого проклятого придуманного парня.

– Если бы я не знала тебя, я бы решила, что ты ревнуешь, – ответила я, вместо того чтобы сказать: «Он лизался длинным и очень мокрым языком».

Генри кивнул.

– А может, и ревную, – ответил он, недолго думая, и кончиками пальцев провёл по моей щеке. – Меня вообще-то интересует, кто научил тебя так здорово целоваться.

Ну да. Только не Расмус.

– А почему ты думаешь, что целоваться научил он меня, а не я его? – пробормотала я. – Может, у меня это врождённый талант?

Всё-таки я была плохая лгунья. Долго так продолжать нельзя: рано или поздно я должна сказать Генри правду. Только не знала, как это сделать, от смущения не провалившись под землю.

– Если бы только это… – Персефона неожиданно прервала мои мысли. – Джаспер и на меня по-настоящему не взгля…

– Что это там впереди?! – воскликнула я и показала на толчею, образовавшуюся у главного входа.

Спасти могла только попытка отвлечь внимание. И она сработала.

С лица Персефоны сошло скорбное выражение, она вскинула голову и с любопытством поспешила к школьникам, которые возбуждённо что-то обсуждали. Я направилась в ту же сторону немного медленней, и, когда я подошла, чтобы увидеть, вокруг чего все столпились, мне для этого пришлось подняться на цыпочки.

Хотя я не переставала думать о том, что случилось во вторник с миссис Лоуренс, мне так и не удалось увидеть Артура. Похоже, даже в школьной столовой мы каждый раз проходили мимо друг друга, и я бы не стала утверждать, что мне его не хватало. Но я продолжала ловить себя на том, что словно выжидала, не возникнет ли кто-то, готовый сделать что-то безумное и страшное. По словам Генри и Грейсона, с ними было точно так же, даже во время тренировок по баскетболу. И хотя до сих пор ничего не случилось, легче нам не становилось, наоборот, увеличивалась напряжённость. Кто станет следующей жертвой Артура? И что он ему сделает?

Моё поведение становилось немного параноидальным. Каждый вечер, по возможности мимоходом, я спрашивала у Мии, не пропало ли у неё что-нибудь, и лишь после того как она заверяла, что у неё всё на месте, могла спокойно лечь спать. Я размышляла о том, с каких пор предмет становится личной вещью. Считать ли таким только что купленный карандаш? Или чтобы придать ему личные свойства, надо ли его сначала погрызть? И надолго ли это подействует? Не станет ли предмет ничьим и не утратит ли свои качества? Последний раз это было с варежкой, которую, возможно, использовал Артур, чтобы войти в сны Мии, и я предпочла бы умереть, чем ещё раз такое пережить. Поэтому мне было не важно, что постепенно Мия стала относиться к моим вопросам с подозрением. Лучше всего было бы сказать всем: пусть они пристальней наблюдают за своими вещами, особенно если поблизости Артур.

Но этого делать было, конечно, нельзя. И всё равно, наверно, заранее позаботился обо всём, что ему нужно. Я представляла себе, как он складывает добычу у себя в комнате, разумеется, снабжая предметы именными табличками, и каждый вечер обдумывает, чей сон посетит он сегодня. И чтобы его самого никто не застиг врасплох, когда он спит, он, конечно, избавился от секретного тайника для ключей, с помощью которого в январе Грейсон сумел проникнуть к нему и забрать варежку Мии, продвигаясь ползком, как с детства умеют все мальчишки, а недавно и огородился забором, как обнаружил Грейсон. Сон Артура, как и его добыча, были недоступны. В доме его родителей появлялось множество влиятельных и знаменитых людей – музыканты, политики, промышленники, и невозможно вообразить, чего только Артур у них не набрался.