Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии - [80]

Маринка, читавшая Есенина, Лермонтова, Солоухина, Цветаеву и Евтушенко, впоследствии так и не нашла нигде упоминания о поразившем ее барде. А после ретирады Наташи и Нуми она сказала:

– Никита этот… – и умолкла, силясь подобрать подходящие слова для выражения своих впечатлений. Что-то сильно ее смутило во внешности и обаянии Наташиного друга, что-то ускользало, и она после долгого и мучительного поиска закончила неопределенно: –…славный парень. Только… разве бывают такие, да еще из зареченских?

Ответа Настя не знала, а предположения ее, ввиду скромной информации, были слишком далеки от истины.

В следующие дни Наташе пришлось ради умилостивления Новиковой переписать пару баллад из увесистой книги в деревянной обложке и с застежками из чеканной меди. Шрифт был мудроруническим – при сосредоточении строчки преображались в родной язык и алфавит читающего их. Так, через десять тысяч лет после гибели Атлантиды, некоторые представители человечества получили возможность познакомиться с одним из поэтов легендарного континента…

На намекающий вздох Наташи Нумихразор прервал рассказ о своей родной вселенной и пояснил:

– Давно бы к маме в гости могли сходить, да вот беда: доступ туда зависит от взаимного расположения наших солнц и лун, что-то вроде гороскопа. А сейчас как раз период отрицательных констелляций, когда проходные интервалы редки и коротки. Просто не успеем вернуться сюда вовремя. Но скоро настанет микроэпоха свободного прохода с совсем нечастыми запираниями Звездных Врат. Знаешь, как я хочу показать тебе свой дом – там почище Диска! Да вот нельзя, и хоть волком вой…

– Так ты вообще не ходишь к себе? Бедненький!

– У братца на Стене есть замок. Там и письма от мамы получаем, когда складываются благоприятные противостояния.

– Нуми, что такое Стена? Я имею в виду… – Она повела в воздухе рукой.

– Трудно сказать. В каждой вселенной в лучшем случае обычно проживает не больше дюжины разумных рас. Некоторые Космосы необитаемы, другие такими останутся до своего конца, третьи еще породят свои разумы. Есть и такие, в которые лучше не соваться. Но сознательные виды редко контактируют в рамках своего мироздания, они чаще всего расходятся то в пространстве, то во времени, да только в этих принципах одноместовременности я не шибко разбираюсь. Вот брат, он объяснит. Любимая тема его. А на Стене в конце концов поселяются старшие галактические народы… Которые уцелевают, разумеется. Наверное, это они ее и построили. Не верю, что такую штуковину может создать бессознательная природа, а Творцу недосуг… Наташа, ты спишь?

– Нет… еще… расскажи дальше про свою планету. Так интересно…

Однажды Наташа задержалась у Насти, а Нуми влез в ее комнату раньше, воспользовавшись весенней грозой. Когда девочка вернулась, он спал в ее постели, укрывшись крылом. Наташа тихонько присела, всматриваясь в его лицо. И вдруг ей захотелось заснуть рядом с ним, свернувшись калачиком под тёплым крылом, и, может быть, увидеть сны, в которых она будет размахивать крыльями, ловя чешуйчатой грудью встречный ветер. По телу разлилась какая-то истома – пугающую силу и привлекательность которой Наташа не сумела расшифровать внятно, ибо переживала ее, в сущности, впервые – и непреодолимое желание прижаться голой кожей к горячей чешуе захлестнуло ее волной и заставило шумно вздохнуть. Нуми открыл глаза, и они долго смотрели друг на друга. «Летим?» – спросил он взглядом. Наташа покачала головой. Вихрь в душе утихал, и она ощутила уколы низко в животе. Новолуние, подумала девушка, зная, что юноша-дракон улавливает своими изощренными рецепторами любую перемену в ее теле. Однако вопросы физиологии никогда не смущали Наташу в присутствии ее друга. Он не позволял себе читать ее мысли, но ощущал ее эмоции. Наташа же уже могла прочесть в искренних глазах Нуми почти любое его рассуждение.

– Не надо, – улыбнулась она, – пусть поболит. Терплю же я это полтора года. Нужно привыкать.

Он приподнялся.

– Лежи, лежи, – остановила она его. – Так здорово смотреть на тебя пока ты спишь… – Потом чуть нахмурилась и странно-материнским, покровительственным голосом спросила: – Ты здоров? Кожа у тебя прямо, как картон.

– Я линяю, – ответил дракон, вздрагивая едва ощутимо от ее прикосновений.

– Знаешь, – сказала она чуть погодя, немного забавляясь его непониманием, – ты надарил мне столько всего… Раньше я как-то боялась – а вдруг все сон и тебя нету на белом свете… С тобой такого не случалось?

Нумихразор кивнул. Наташа выбрала из волос тоненькую, как веревочка, косичку. Такую она увидела у красивой негритянки в Абиджане и заплела и себе.

– Срежь и возьми, – сказала она. – Это пока все, что могу тебе дать. Я… я все еще не поверила в тебя до конца, понимаешь? Дай мне еще немного времени, хорошо, милый?

Глаза дракона сияли прожекторами, пока он торжественно срезал острым, как японский меч, когтем Наташину золотую косичку.

* * *

Сказки – вещь серьезная. Они часто серьезнее жизни. Их героям обычно достается счастье после вереницы суровых испытаний. А счастье – это тоже серьезно. И уберечь его труднее, чем добыть. В ряду описываемых событий мелкие детали заряжают судьбу, точно мышеловку, кладут предательский кусочек сыра… Потом что-то должно сыграть роль пружины и пускового крючка.