Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии - [76]

Ты богиня танцующей страсти,

Ты буря безконечной ласки,

Луч света в темные часы ненастья,

И сердце не может тебя позабыть.

Наташа, хочу с тобой дружить. Встретимся перед кинотеатром «Молодая гвардия» в 16 часов, показывают фильм с Бельмондо. Ты ведь любишь француские фильмы, мне так Диденко сказала. В.Х.

Наташа медленно разозлилась и наконец смяла бумагу. Но вскоре отошла. Ей случалось закатить матери истерику, трахнуть об пол и разбить посуду, а затем убежать к Насте, но, как правило, она не любила кого-либо обижать, может из опаски иметь неприятности, а может и вправду по доброте. Кроме того, когда-то она тайком засматривалась на Володю Ходькова, но тот не обращал на нее ни малейшего внимания, зато на переменах, бывало, зацепит локтем и, удивленно повернувшись, ляпнет: «Да чего ты, Балевская, под ногами путаешься?» И хотя ее покоробили грамматические ошибки, и шевельнулось позабытое недоумение, как можно писать слово Бог (и конечно Богиня) с маленькой буквы, Наташа не могла не оценить, по крайней мере, складности стишка. Поэтому она вырвала из тетради чистый лист и написала каллиграфическим почерком, избегая легкомысленных завиточков, которыми иногда украшала свои аккуратные буковки:

Вова, очень мило с твоей стороны пригласить меня в кино, но я вынуждена тебе отказать. Не сердись.

На секунду задумалась под объяснение учителем какой-то геометрической теоремы и с заколотившимся сердцем добавила:

Я люблю другого. Это взаимно и по-настоящему.

Она с восторгом уставилась на написанное. Мысли ее понеслись с опережающей свет скоростью к Нуми. «Где ты, милый мой, летаешь, какие чудеса высматриваешь для меня, дурочки влюбленной?» – пропело на душе у Наташи. Толчок в ребра вернул ее за парту. Девочка едва успела спрятать записку под тетрадь. Учитель прошел по проходу, отобрал у Пашки на последней парте постороннюю книгу и, сухо бросив ему: «Получишь у директора», – вернулся к доске. Наташа повернулась назад, изобразив на лице сочувствие. Пашка иногда выпрашивал у нее книги, причем возвращал их чистыми, с незагнутыми страницами и никогда не говорил: «Что за фигню ты читаешь!» – а просил еще что-нибудь в том же духе. За это Наташа принесла ему пару романов из серии «Проклятые короли» Мориса Дрюона.

Пашка растерянно ей улыбнулся и, храбрясь, махнул рукой. Он тоже хватал одни трояки, и на этой основе они с Наташей всегда демонстрировали друг другу поддержку. Но только и всего – за стенами школы они просто забывали о существовании друг друга. Урок возобновился, и Наташа поспешила завершить записку словами:

Не надо отчаиваться – стихи твои очень хорошие. Наташа Б.

В этот момент она вдруг искусилась подписаться «Болваневская». Один раз в конце сентября Наташу вызвали к доске и, разумеется, влепили пару. Причем Ходьков повторил вполголоса слова учительницы, сделав коррекцию Наташиной фамилии: «Садись, двойка, Болваневская!» Наверное, это показалось ему очень остроумным. А Наташа весь вечер проревела. Потом перестала замечать статного Володю, в которого стреляли глазами даже старшеклассницы. И сейчас она вдруг вспомнила жгучее чувство разочарования и унижения. Но не подписалась обидной кличкой, рассудив в драконическом духе, что это было бы не оправданной ничем жестокостью к Володе. А прошлые слезы… Да ну их, вот были, да и сплыли!

Наташа сложила записку и, улучив подходящий момент, бросила ее Ходькову. Тот поймал ее в воздухе, напомнив девушке виденного ею однажды в Сиэтле бейсболиста. Наташе тогда вздумалось покататься на роликовых коньках в зале, где шла тренировка. Тогда она еще удивилась, увидев американцев, играющих в лапту.

Полкласса замерло, наблюдая за своим лидером. Наташа не смотрела, зато вдруг почувствовала перемену настроения в классной комнате. Володя оцепенел, а по паутине взглядов пробежала насмешливая ирония и азартное любопытство – что же такое дальше-то будет?

Девочка обернулась. Потемневшее лицо Ходькова совсем не напоминало сокрушенную мину отверженного ухажера. Оно не предвещало ничего хорошего. Наташа уткнула взор в парту. Глаза Володи продолжили сверлить ей затылок. Наташа подняла руку.

– В чем дело, Балевская?

– Вадим Кириллович, мне нехорошо, можно я выйду?

Математик посмотрел поверх очков. Пожевал губами.

– Пожалуйста… – немощно добавила Наташа.

Опять взгляд. Потряслись выбритые щеки. Наташе совсем уже сделалось плохо.

– Ступай.

Она вылетела из класса, прижимая к груди тетрадь и учебник. Авторучка осталась на парте. Бог с ней! Наташа скатилась по лестнице, ворвалась в раздевалку. Портфель ощутимо бил по коленкам. Она наспех накинула пальто на худенькие плечи и побежала домой.

Вечером Наташа ничего не сказала своему дракону. Не хотелось портить настроение. Но проболталась про фильм с Бельмондо.

* * *

– Что ты еще сказала Ходькову про меня? – Голос Наташи был холоден, как дамасский клинок.

Настя не любила чувствовать себя виноватой. Но теперь булатный взгляд младшей подруги заставил ее ощутить себя нашкодившей малявкой. Обычно она возмущалась в ответ на обвинения. Но на этот раз… Наташа никогда не разговаривала с ней таким тоном. И никогда прежде Настя не видела, чтобы глаза робкой соседки метали янтарные молнии.