Третье правило возврата - [6]

 - А ты уверен, что хочешь знать правду? - равнодушно отвечаю я вопросом на вопрос.

 - Хочу, - и ведь правду говорит, не врет. Да он вообще никогда мне не врал. Что за чудо-муж был у маленькой Виолы... - И причину, по которой ты чуть не сошла с ума, тоже хочу знать, Ви. И... - он осекается, но я, кажется, знаю, что могло бы последовать за внезапным молчанием. Мне это не нужно. Не теперь. Год назад - да, возможно. Сейчас у меня своя дорога. И на ней никому больше нет места. Даже тебе, Гри.

 Муж поджимает губы, отстраняется от стены и снова смотрит на меня взглядом представителя правопорядка.

 - Я надеюсь, ты не будешь делать глупостей. Я заеду за тобой завтра, - снова звучит в тишине его голос. Голос, который я когда-то безумно любила срывать на хрип.

 - Грион? - нет, это не любопытство, это просто укладывание мозаики в нужном порядке. Его рука застывает над дверной ручкой, когда слышится мой оклик, и он тут же разворачивается всем корпусом ко мне. Словно ждал, что его позовут. И я оправдала ожидания, подарив глупую надежду снова.

 - Да, Виола? - на меня смотрят в упор, и с такого расстояния реакция мужа больше не вызывает сомнения: он не только ради новости об Исповеднике пришел...Черт.

 - С какой стати страж правопорядка будет докладывать пациенту лечебницы о решениях Верховного Судьи?

 Его губы трогает едва заметная улыбка.

 - Страж и не будет, - я не задаю того вопроса, который он ожидает, и на этот раз муж, на удивление, не испытывает неловкости. Он дарит мне легкий кивок и прощается:

 - До встречи, Виола. Буду рад сопроводить тебя в здание Суда.

 Он уходит, оставляя в душе странное и непонятное ощущение предчувствия. Какую цель преследует Грион сейчас? Его многоходовые комбинации я не понимала никогда. Наверное, поэтому ему и удалось добиться в жизни успеха. Я всегда была гораздо проще. Мне просто нравилось помогать людям, вот и все. Зато он с каким-то странным облегчением говорил, что рядом со мной отдыхает - настолько я проста и бесхитростна. И всегда целовал, стоило мне обидеться на завуалированный намек о недалеких умственных способностях. Обычно такие разговоры всегда заканчивались при минимуме одежды, а я приходила в себя, лежа на груди Гриона и довольно мурлыкая. Муж говорил, что я не глупа. И он совсем не это имел в виду. Я - это словно ожившая стихия, в которой он каждый раз купается, словно впервые. И еще я всегда делаю его лучше. Польщенная сравнением жена лишь тихо улыбалась в ответ на признания, в душе тайно соглашаясь с тем, что Грион действительно приручил стихию. Это ведь было вторым именем элементаля...

 Почти сразу после ухода Гриона в дверь протискивается любопытное лицо Дайны. Нет, сегодня определенно странный день. Потому что моя обычно строгая сиделка никогда не позволяет себе отличное от серьезного выражение лица в присутствии пациентов. Она говорит, что нестабильный маг способен загореться не хуже любой спички даже от малейшего отличия от стабильно-флегматичного настроения. Я верю, потому что слух о странном Димирэ до сих пор передается из уст в уста в нашей лечебнице. Будто бы один из выгоревших магов, оскорбившись сочувствующей улыбкой санитара, голыми руками задушил беднягу. А пришедшему врачу назидательным тоном сообщил, что он не ребенок, чтобы его жалели. После чего был сопровожден обратно в тюрьму. Где и умер после очередной стычки с заключенным во время одной из прогулок.

 Неприятный холодок пробегает по спине, когда я пытаюсь представить себя на месте того самого Димирэ, и в который раз напоминаю себе, что доктор Кин была права: спокойствие - главная добродетель. Оно уже помогло мне не сойти с ума тогда, когда я осталась одна. Сделает это и сейчас, когда я снова не понимаю, чего от меня хотят. Поэтому я реагирую на нетипичное поведение Дайны как обычно. То есть никак. А она удивляет меня снова: высовывается из-за двери с подносом завтрака. В ответ на немое удивление поясняет:

 - У красивого мужчины были припасены очень вкусные шоколадные конфеты. Хочешь попробовать? - она смотрит на меня с видом искусителя, и я почему-то именно сейчас не могу устоять перед внезапно проснувшимся обаянием женщины. Киваю, словно в замедленной съемке, а потом наблюдаю, как она почти торжественно шествует к столу, за которым я все еще нахожусь, присаживается на свободный стул, не забыв перед этим поставить завтрак передо мной, после чего аккуратно достает из-под полы парочку конфет, одну из которых протягивает мне. И я вместо привычной овсяной каши с утра рассматриваю до боли знакомую упаковку с розовыми попугайчиками, в которую завернуто лакомство.

 Сент-Маунтайн. Шесть лет назад. Наше свадебное путешествие и какой-то дешевый, но страшно уютный отель. Гри еще не главный страж, но вскоре его повысят в должности, поэтому мы пока довольствуемся самым необходимым. У нас романтика. Неделя брачных ночей. И коробка вот таких конфет на восьмое утро, когда муж с сияющими торжеством глазами вваливается в номер и сообщает, что нашел мои любимые сладости. В этом Богом забытом городке на пути к морю. "Моя любовь к тебе никогда не умрет", - сказал он тогда банальную до жути фразу, и я поверила. Потому что все пять лет совместной жизни он только и делал, что подтверждал ее. Черт. Гри, это удар ниже пояса!