Треснутая трубка - [25]
Друзья просидели долго, переговариваясь все о той же Голубой радуге и о возможностях, которые она могла бы открыть в науке и жизни. И даже когда легли спать, Сергей не погрузился, как обычно, в быстрый и глубокий сон привыкшего к дорогам человека, а долго ворочался с боку на бок, покряхтывая и вздыхая. Отгудел и ливень, и гром ворчал уже далеко и глухо, и в соседних каютах давно установилась тишина, но сон все не приходил.
— Гурьян…
— Ты еще не спишь?
— Да вот все думаю… Уже которую ночь. Чем ближе мы к Сараматским горам, тем тревожнее почему-то на душе… Знаешь, не дает мне покоя одна мысль, гипотеза одна…
— Это ты о чем?
— Как-то сидел я в Зликэ в читальном зале и перебирал здешние научные журналы. И знаешь — натолкнулся на одно интересное сообщение… Ты меня слушаешь?
— Говори, Сережа, слушаю.
— Сообщение было вот какое. Два года назад над негритянскими поселениями в предгорьях Сарамат полыхнул яркий огонь, описал громадную дугу, как огненный змей, и упал в озеро глубоко в джунглях. И там, где он упал, встал огненный столб почти до неба. Потом с той стороны выкатились тучи и пошел невиданный до сих пор горячий дождь. И еще негры видели, что вокруг озера несколько дней кряду горели леса… Автор сообщения предлагал снарядить к месту таинственного происшествия экспедицию, но власти Зимбамве, занятые переустройством народного хозяйства, предложили повременить с экспедицией за отсутствием свободных средств.
— Постой-ка, мы с тобой говорили о Голубой радуге? При чем же здесь какой-то огненный змей?
— Послушай меня, Гурьян, послушай… Кажется мне, что между проектом радуги сороковых годов и этим огненным змеем есть какая-то связь!.. Это меня и мучает…
— Ну, ты даешь…
— Нет ты постой, погоди возражать, — горячо зашептал Саржов. И слова его, произнесенные этим горячим шалотом, прозвучали в темноте и тишине каюты особенно убедительно. — Двадцать с лишним лет прошло после окончания войны, а мировую прессу все еще то и дело будоражат сообщения…
— Во-он как! — только и сказал Гурьян, дослушав друга до конца, совершенно пораженный его словами. — Значит, ты думаешь, что в Сараматских горах?..
— Я не думаю, пока я просто предполагаю. По крайней мере, для всего этого места лучше, чем Сараматские горы, и придумать трудно: с одной стороны — непроходимые джунгли, с другой — течение Вольстаф…
Два друга, забыв про сон, проговорили до тех пор, пока в каюте не начала хозяйничать первая волна света прорезающейся из-за Сараматских гор утренней зари.
Разбудил друзей стук в дверь и взволнованный голос:
— Ыхо! Откройте, эй!
По голосу узнав Каро, Гурьян соскочил с кровати и торопливо пошел открывать. Мельком взглянул на часы: оказывается, прошел всего час, как они уснули.
— Простите, что разбудил до колокола. Не мог выдержать! — возбужденно заговорил он.
— Что случилось? — спросил Гурьян, прикрывая за радистом дверь.
Но Каро, обычно обращавшийся к Гурьяну, а не к Сергею, теперь сразу уставил свои большие глаза на инженера.
— Ты, — вскочил с кровати Сергей, почувствовав, что ночью на корабле произошло нечто непредвиденное, — что-то хочешь сказать мне?..
— Сергэ, вы — физик, поэтому я и пришел к вам, — произнося его имя по-своему, сказал Каро. И протянул листки бумаги. — Посмотрите вот…
— Ну-ну, давай посмотрим…
Инженер-физик моментально водрузил на глаза очки с толстыми стеклами и суетливо зашуршал бумажками Каро. При виде стройного ряда формул лицо его сначала посветлело, потом он отчего-то нахмурился и, недосмотрев листки до конца, поднял глаза на радиста.
— Что-то я тут не все понял. Что за формулы ты тут понаписал, Каро?
— Вы посмотрите в конец, Сергэ… Ничего вам не напоминает конец формулы, э?..
Сергей снова уткнулся в бумаги. На этот раз особенно пытливо изучил самую последнюю часть формул, покачал головой, мучительно припоминая что-то, и вдруг взглянул на радиста явно изумленно. По тому, как на лбу его быстро выступили бисеринки пота и глаза замигали часто-часто, Гурьян понял, что друг его очень взволнован.
— Ну, чего молчишь? — спросил он, не в силах больше терпеть затянувшееся молчание.
— Слушай, — глухо ответил Саржов, пытаясь справиться с волнением. — Слушай вот…
— Читай, чего замолчал? — заторопил Гурьян замолкшего Сергея.
— Все, это окончание… Соображаешь, что это такое?
Еще бы Гурьян не сообразил, если они всю ночь проговорили об этой формуле!
— Да это же часть формулы из воспоминаний Дина Маккойла! Формула Голубой радуги!.. Но, кажется, у него заканчивалось чуточку по-другому? Там, вроде, было еще несколько цифр…
— Правильно, — ответил Саржов. — Но и у него формула не была закончена:
Помнишь, дальше и Дин Маккойл поставил многоточие.
Потрясенные, друзья враз повернулись к Каро. Негр смотрел на них хитровато и скалил свои белые зубы.
— Ой, Каро!
— Это настоящая формула Голубой радуги?
— Как ты смог, Каро?
Каро виновато посмотрел на советских друзей:
— Нет, я же учусь на геолога и вообще не понимаю эту формулу. Но конец формулы из книги английского разведчика помню…
— Так где же ты взял все это?!
— В эфире поймал…
— В эфире?! По радио?!
— Аха…
— Когда? Каким образом?
— Это позавчера было… Я только закончил сеанс связи с нашим управлением в Зликэ, хотел уже выключить радиостанцию — вдруг в эфире прозвучал слабый голос. Говорили на русском языке…
