Трепанация прошлого - [15]

— Лева, ешь спокойно! А то подавишься, не приведи господи, от стремления всегда оставить последнее слово за собой, — проговорил Орлов, укоризненно глядя на него.

— Все! Молчу и внемлю! — пообещал Гуров, беря следующий бутерброд.

— Второе, — обиженным тоном продолжил Стас. — До дома Осипова действительно можно пройти не по дороге, а через соседний участок, где сейчас хозяев нет — за границу отдыхать уехали. Там мы нашли след от левой кроссовки, тоже сорок четвертого размера. Не к ужину тебе будет сказано, — в глазах Крячко промелькнули веселые искорки, — но на этот участок забежала чья-то собака и крайне неинтеллигентно наваляла там кучу. Преступник в нее вляпался, но не заметил этого, поэтому оставил свои следы в доме Осипова. О том, как мы отгоняли от них Клаву с тряпкой и чистящими средствами, я тебе рассказывать не буду, а то еще кошмар ночью приснится. К счастью, как выяснилось из списка жителей поселка, хозяин одного из домов — отставной военный, пограничник полковник Силантьев. У него есть служебная собака-овчарка, которую он, выйдя в отставку, взял с собой. Конечно, уже старенькая, ходит медленно, но по следу работает хорошо. Так что привела она нас, как ты правильно выразился, козьими тропами, то есть по самым темным в ночное время участкам, аккурат к подкопу. Там след оборвался. То есть преступник не только одежду снял, но и переобулся.

Гуров хотел сказать, что это очевидно, а потом решил, что нельзя лишать Крячко порции заслуженной славы, и промолчал.

— Третье, — сказал Стас. — Во время обхода домов выяснилось, что никто ничего не видел, потому что все были заняты своими делами. Собаки почти во всех домах есть, но вели они себя спокойно. Брехала только одна шавка неопознанной породы, но жутко визгливая и скандальная. Она была выпущена во двор по естественным надобностям и надрывалась возле живой изгороди как ненормальная. Ее хозяйка решила, что она материт соседскую кошку, с которой пребывает в жутких контрах. Было это приблизительно в половине одиннадцатого. Потом собака вдруг резко смолкла. Обеспокоенная хозяйка вышла из дома, забрала животину, крутящуюся возле двери с поджатым хвостом, обматерила кошку, которая посмела обидеть ее любимицу, и скрылась в доме. Затем началась какая-то передача. Больше женщина ничего не видела и не слышала. Четвертое, и последнее. Отпечатки Геннадия и его матери были в первую очередь пробиты по всем базам данных. — Крячко сделал многозначительную паузу.

Лев Иванович укоризненно посмотрел на него и потребовал:

— Не тяни! Что выяснилось?

— Ни по одной не проходят. — Крячко развел руками.

— Странно… — задумчиво сказал Лев Иванович. — То, что пальчики матери не проходят, это нормально, но вот Геннадия!.. По тому, как он держался и разговаривал, у меня сложилось впечатление, что этот тип сидел, причем не за «хулиганку». Стас, ты о нем что-нибудь выяснил?

— Попросил друзей поискать, но результат будет только завтра, — ответил тот и спросил: — Лева, зачем ты его уже сейчас посвятил во все нюансы дела? Если успел убедиться в непричастности Геннадия к произошедшему, то мог бы дать мне отмашку, и я не стал бы напрягать людей своими просьбами. Или на тебя произвело неизгладимое впечатление то, как мужик рвал на груди нижнее белье? Так, по-моему, это еще ни о чем не говорит. Может, он гениальный артист и вжился в образ так, что теперь и сам верит в свою беззаветную преданность Осипову?

— Стас, если он замешан в этом нападении, то должен был заранее продумать линию поведения и выдать нам свою версию произошедшего, причем правдоподобную. А ведь из него каждое слово приходится чуть ли не клещами вытягивать. Он понял, что я не шутил, когда сказал, что задержу его, и все равно молчал. Так что, на мой взгляд, Геннадий действительно предан Осипову. А разрешил я ему везде за нами ходить и все слушать, чтобы он поверил — мы действуем исключительно во благо Ильи Павловича. Именно Геннадий — единственный человек, который может дать нам нужную информацию. Нет больше никого! — разведя руками, выразительно сказал Гуров. — Его мать о пациентах Ильи Павловича представления не имеет, а Геннадий всегда был рядом с ним. Кроме того, никто не мешает нам критично относиться ко всему, что он сообщит, и перепроверять его слова. А еще Геннадий должен был понять, что самостоятельно он и его друзья ничего сделать не смогут. Так что будем работать с тем, что есть. Если в его прошлом найдется нечто такое, чем мы сможем поприжать мужика, чтобы не ерепенился, то будет совсем замечательно.

— Понял: доверяй, но проверяй, — обобщил Крячко.

— Вот именно, — подтвердил Лев Иванович и спросил у Орлова: — Петр, ты собирался по своим каналам узнать, как Осипов в клинику Бурденко попал. Выяснил что-нибудь?

— Конечно. Щербаков ночью позвонил заместителю главврача — они, оказывается, давно знакомы — и все устроил. Прооперировали Осипова удачно, сейчас он в реанимации, которую бдительно охраняют. И вообще, как выяснилось, в госпитале хорошо знают Осипова и относятся к нему с большим уважением.

— С какой стати? — удивился Гуров.

— А с той, Левушка, что во время Второй чеченской кампании Илья Павлович пришел к тому самому заместителю главного врача, рассказал, кто он и что, и предложил свои услуги, которые были приняты. С тех пор Осипов каждый день приходил туда как на работу, лечил мальчишек, которых с фронта привозили не только с пулевыми и осколочными ранениями, но еще и с крутыми психическими проблемами. Бес-плат-но! — по складам произнес Орлов. — Эти мальчишки потом смогли нормальную жизнь начать, не спились, не попали в тюрьму, как многие другие. А ты, Лева, ничего об Осипове не зная, сразу обвинил его во всех смертных грехах. Мол, как же так? У него дом за городом! Машина дорогая! Водитель-охранник и домработница! Дети в Америке живут! А он это все собственной головой и талантом заработал. Может быть, с богатеньких Осипов и дерет три шкуры. Между прочим, правильно делает, потому что их проблемы плавно вытекают из тех же денег. Они от скуки и наркотики принимают, и пьют как лошади, а потом впадают в депрессию и вскрывают себе вены. Но из нормальных людей он последние копейки не вытрясал и родителей больных детей, которые готовы до нитки разориться, чтобы своего ребенка вылечить, по миру не пускал. Вот такой, Лева, Осипов рвач, выжига, кулак и крохобор без стыда, чести и совести! Ты вчера, ничего ни о ком не зная, уже и Осипову, и Щербакову диагноз поставил. Приговор вынес и сам же в исполнение привел!