Тренинги свободы [заметки]
1
Заставка перед вечерней сказкой для малышей на венгерском телевидении. (Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, — примечания переводчиков.)
2
Саша Андерсон (р. 1953) — поэт, переводчик, одна из ключевых фигур художественного андеграунда 1980-х годов в Восточном Берлине. В октябре 1991 года Вольф Бирман на церемонии по случаю вручения ему премии Бюхнера выступил со скандальным разоблачением, обвинив Сашу Андерсона в сотрудничестве со «штази». Позднее этот факт подтвердила так называемая комиссия Гаука, занимающаяся архивами спецслужб бывшей ГДР.
3
Вольф Бирман (р. 1936) — певец, композитор, поэт; в 1970-е годы активно критиковал коммунистический режим, за что в 1976 году был лишен гражданства ГДР.
4
Юрген Фукс (1950–1999) — поэт, прозаик, эссеист, один из участников диссидентского движения в ГДР, в 1977 году был выдворен из страны.
5
Бела Сас (1910–1999) — журналист, осужденный в 1949 году на громком политическом процессе по делу Ласло Райка, деятеля венгерской компартии, обвиненного в заговоре и шпионаже в пользу Тито.
6
Иштван Эрши (р. 1931) — венгерский поэт, писатель, переводчик. После 1956 года отбывал тюремное заключение за участие в революционных событиях. Воспоминания об этом периоде своей жизни опубликовал в 1988 году.
7
В ноябре 1957 года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН предполагалось рассмотрение отчета специальной комиссии ООН по расследованию событий октября-ноября 1956 года в Венгрии и роли СССР в подавлении венгерской революции. В сентябре 1957 года партийное руководство Венгрии организовало письмо протеста, которое подписали свыше 200 венгерских литераторов.
8
Второе бюро (франц.) — разведуправление французского Генштаба.
9
Федеральная разведывательная служба (нем.) — внешняя разведка Германии.
10
Игнац Мартинович (1755–1795) — руководитель так наз. «венгерских якобинцев» — тайной организации венгерской интеллигенции, возникшей под влиянием Великой французской революции. В 1794 году организация была разгромлена, и через год 18 человек, включая Мартиновича, казнены. В начале 1950-х годы были обнаружены документы о том, что Мартинович в начале 1790-х годов был тайным информатором венского двора, а после ареста выдал на допросах всех участников заговора.
11
Бербель Болей (р. 1945) — известная правозащитница из ГДР, в 1988 г. была арестована и выдворена на Запад; в 1989 году — одна из организаторов оппозиционного движения «Новый форум», сыгравшего важную роль в ликвидации коммунистического режима ГДР.
12
Катарина Блюм — героиня повести Г. Бёлля «Потерянная честь Катарины Блюм» (1974), сталкивающаяся с жестокими методами работы западногерманских спецслужб, борющихся с терроризмом.
13
Рудольф Унгвари (р. 1936) — венгерский писатель, публицист.
14
Если… Однако (нем.).
15
«Наихудший социализм лучше самого хорошего капитализма» — формула, прозвучавшая в начале 1960-х годов в одном из интервью Д.Лукача; позднее философ неоднократно оправдывался, ссылаясь на полемический характер высказывания.
16
Хельга Лейберг (р. 1954) — художница, график, организатор музыкальных перфомансов.
17
Диссимуляция (от лат. dissimulatici) — в медицине: утаивание, сокрытие болезни или отдельных ее признаков.
18
Клото, Лахесис, Атропа — в греческой мифологии мойры, богини судьбы, дочери Зевса и Фемиды. Клото прядет нить человеческой судьбы, Лахесис еще до рождения человека назначает жребий и следит за его исполнением, Атропа перерезает нить жизни.
19
Приблизительно: «Позорная купальня». (Здесь и далее в этом эссе примечания автора).
20
В данной своей работе я часто и охотно опираюсь на аналитические разборы, содержащиеся в книге Луи Дюмона «L'idéologie allemande. France-Allemagne et retour» («Немецкая идеология. Франция-Германия и обратно»), Paris: Editions Gallimard, 1991. Дюмон в своей книге приводит мнение Рорти и дает его интерпретацию. Книга Дюмона хотя бы уже потому представляет интерес для нас, венгров, что она во многом перекликается с мыслями Иштвана Бибо; хотя я не думаю, что Дюмон был знаком с работами Бибо.
21
Bibó I. Vâlogatott tanulmânyok, Budapest, Magvetó, 1986. I. Р. 388. Русское издание в серии «Bibliotheca Hungarica» — M.: Три квадрата, 2004. (Прим. перев.)
22
В оригинале приведено по-русски. (Прим. перев.)
23
Германскую империю провозглашают на земле Франции 18 января 1871 г., в годовщину коронации первого прусского короля (1701 г.). Уже в то время, выражая свое мнение об этом торжественном акте, многие говорили, что это на самом деле не что иное, как отчаянная попытка создания «малой немецкой Великой Пруссии». Спустя семьдесят два года, 31 января 1943 г., генерал Паулюс под Сталинградом объявляет о капитуляции 6 немецкой армии; 146 тысяч солдат убиты, 90 тысяч попали в плен.
24
Памфлет Ильи Эренбурга «Убей!» («Красная звезда», 24 июля 1942, № 172 [5236]) написан был для советских солдат, сражающихся на передовой. Можно было бы успокоить себя мыслью, что фанатический антинемецкий пафос Эренбурга сегодня уже стал достоянием прошлого. Я сам был весьма удивлен, когда обнаружилось, что это не так. В один из тех дней, когда писалась эта работа, я как-то вечером включил телевизор и выбрал один из австрийских каналов, антинемецкой направленностью отнюдь не отличающийся; там как раз шел французский фильм «Месть». Роми Шнайдер и Филипп Нуаре относятся к числу моих любимых киноактеров, я с удовольствием смотрел на них — и лишь спустя несколько долгих минут заметил, что нахожусь в своеобразной машине времени. То есть — в кинотеатре 50-х годов, где как раз показывают картину о том, как два человека, или по существу два ангела, борются против злодеев немцев. Я вновь ощутил вкус той отвратительной, глупой и негасимой злобы, которая, под воздействием советских фильмов, как своего рода коллективное чувство, вселилось в меня еще в детстве. Вселилась вопреки тому, что я был воспитан совсем по-другому и должен был бы с порога отвергать любое подобное предубеждение. Интересная все же, очень интересная вещь. Иштван Бибо, тот факты укоренения и распространения коллективных симпатий и антипатий даже находит возможность привязать к точным датам. Он считает, что за распространением абстракций, касающихся национального характера, должен стоять, по всей вероятности, тот же самый процесс, что и за той, свободной от всякой ненависти, от всяких страстей барочной войны, которую на самом деле считали предпосылкой заключения мира, но которую в 1792 году сменила такая национальная война, в которой связанные с войной интересы и убеждения стали делом и правом масс (op. cit., р. 455). Отсюда следовало, что — ради успеха военных действий — нужно было сформировать такую национальную характерологию, которая — на стадии подготовки к войне — рисует образ врага, состоящий исключительно из отрицательных черт, а во время войны становится идеологическим средством, доказывающим правомочность и справедливость убийства; после войны — ради мира — все должны забыть эти невероятные, строящиеся на преувеличениях системы фантастических утверждений. Так что все мышление Нового времени, добавлю я, характеризуется тем, что мечется между двумя крайностями: целенаправленным преувеличением и не менее целенаправленным забвением. Французское государство одобряло и всемерно ратовало за воссоединение Германии в рамках европейской интеграции. Однако как раз в те дни, когда это воссоединение происходило, французское телевидение показывало такие фильмы, которые невольно воскрешали память о самых позорных страницах истории нацистской Германии. Наблюдая за массами немцев, празднующих воссоединение страны, французы были весьма напуганы: чего же теперь от них можно ждать?
25
Bibó I.Op. cit., p. 369.
26
«Die drei Göttinen der menschlichen Kenntnis, Wahrheit, Schönheit und Tugend, wurden so national, wie es die Sprache ist». In: Johann Gottfried Herder. Fragmente über die neuere deutsche Literatur. «… ein Volk spricht, wie es denkt, denkt so, weil es so spricht…» In: Wilhelm von Humboldt. Von dem grammatischen Bau der Sprache. Обе цитаты я позаимствовал из рукописи лекций Арпада Берната на немецком языке.
27
Ханс Херманн фон Катте (1704–1730) — прусский офицер, друг юности будущего прусского короля, ставшего известным как Фридрих Великий. Не только участвовал в подготовке авантюрного побега принца, но и сопровождал его в пути. Когда их схватили, отец наследника трона, ненавистный король Фридрих Вильгельм, с пренебрежением отмахнувшись от ходатайства своего военного советника, приказал казнить молодого офицера во дворе Кюстринского замка, на глазах его друга. Романтическую историю самоотверженной дружбы и бунта против деспотической отцовской власти, историю, которая во многом предопределила влечение, которое Фридрих Великий питал к идеям французского Просвещения, многократно использовали в своих произведениях авторы той эпохи, да и нынешней тоже; их примеру последовал и я: такой эпизод присутствует в моем романе «Книга воспоминаний» (Budapest: Szépirodalmi, 1986, p. 317–321).
28
Курт Герштейн (1905–1945) — инженер-химик, оберштурмфюрер СС. В юности — видный деятель того крыла немецкого протестантского молодежного движения, в котором весьма сильным было влияние националистической идеологии; харизматический оратор. Биографы находят довольно ясную связь между его эротическими комплексами, страданиями, которые порождены были этими комплексами, с одной стороны, и его тягой к национальному коллективизму — с другой. Его благородная самоотверженность призвана была смягчить его благородные муки, поэтому жизнь он воспринимал как некое служение. Спустя три месяца после прихода Гитлера к власти, в мае 1933 года, он вступает в нацистскую партию; когда до него дошла весть о том, что одну из его теток, находившуюся в психиатрической клинике, вместе со всеми больными убили — в соответствии с гитлеровской программой эвтаназии, — Герштейн обращается против нацизма. Инкриминировав ему участие в нелегальной церковной деятельности, гитлеровцы исключают его из нацистской партии, устраивают обыски у него на квартире, дважды подвергают аресту. После второго ареста, в 1938 году, он попадает в Вельцхаймский концлагерь; ему, правда, удается вырваться оттуда, но он принимает решение, что будет бороться, в качестве «божьего агента», против нацистов, чтобы в последующем «дать свидетельские показания» о тех злодействах, которые он видел собственными глазами и испытал на собственной шкуре. Ценой серьезных усилий он сумел опять вступить в нацистскую партию и даже — благодаря своим профессиональным знаниям — выбился в руководство СС, хотя и не поднялся выше среднего уровня. Будучи химиком, он ведает применением газа «циклон-Б» в газовых камерах — и в то же время, через дипломатов иностранных держав, стремится информировать мир о масштабах и методах массового истребления людей. Чтобы как-то утихомирить свою возмущенную совесть, он пытается заняться саботажем в той сфере деятельности, которой сам же и руководит. Попав в плен в последние дни войны, он дает показания офицерам французской контрразведки; его помещают в парижскую тюрьму Шерш-Миди, где он пишет, на французском языке, все, что знает и помнит о своей деятельности, и, завершив работу над этим документом, при не выясненных до сих пор обстоятельствах кончает жизнь самоубийством. См.: Saul Triedländer. Kurt Gerstein oder die Zwiespältigkeit des Guten (Gütersloh, Bertelsmann, 1968), a также: Pierre Joffroy. L'espion du Dieu — la passion de Kurt Gerstein (Paris, Seghers, 1992).
29
Хелен Хессель, урожденная Хелен Грунд (1886–1982), родилась в богатой и образованной буржуазной семье. В юности она училась живописи в Мюнхене и Париже, познакомилась там с немецким писателем Францем Хесселем и, когда они вернулись в Берлин, стала его женой. У них родились два ребенка. Франц Хессель солдатом участвовал в Первой мировой войне, и то, что он там испытал, подорвало его душевное здоровье. После заключения мира Хелен Хессель написала письмо другу мужа, французу Анри-Пьеру Роше, который известен был как коллекционер и искусствовед и с которым она была бегло знакома еще по Парижу; в надежде, что это благоприятно скажется на здоровье мужа, она пригласила Роше в их дом под Мюнхеном. Роше откликнулся и приехал, они с Хелен полюбили друг друга, но обстоятельство это скорее укрепило дружбу двух мужчин. Хелен Хессель и Анри-Пьер Роше параллельно вели дневник, в котором запечатлели перипетии их любви, а несколько десятилетий спустя Роше написал роман под названием «Жюль и Джим» (1958), в основу которого легли дневники, отразившие энигматический союз этой троицы; по этой книге Франсуа Трюффо снял одноименный фильм (1961). После смерти Роше дневники, до первой их публикации, хранились в Центре изучения человека при Техасском университете в Остине; очевидно, это — самое достойное для них место. Henri-Pierre Roche. Carnets, première partie 1920–1921 (Marseille: André Dimanche Editeur, 1990), и Helen Hessel. Journal d'Helen 1920–1921 (Marseille: André Dimanche Editeur, 1991). См. также: Franz Hessel Pariser Romanze (Berlin: Rowolt, 1920).
30
С Куртом Герштейном, собственно говоря, лично знакомы все те, кто большую часть своей жизни прожил в такой или этакой диктатуре. Он жаждет быть как все, а потому единственная возможность самореализации для него — тотальная лояльность; если ему удастся добиться этого, тогда он сумеет избавиться от отличительных особенностей своей личности. Почти закономерный путь для него — крайности своего характера прятать в идеологическую крайность; тогда, наблюдая экзальтацию других, он ощутит свою экзальтацию как правомочную, не увидит в ней ничего из ряда вон выходящего. В одном письме своем он пишет, что попросил принять его в СС — и теперь говорит иногда на их языке. Язык своей личности он обретает в некоем коллективном начале даже тогда, когда пытается противостоять той разрушительной деятельности, которой этот коллектив занимается. Так что тут действительно функционирует логика самообмана. Религиозную экзальтацию сменяет нацистская экзальтация, а нацистскую экзальтацию — экзальтация сопротивления, что, впрочем, вовсе не означает, что он обрел наконец свой язык: это лишь означает, что он наконец-то нашел цель и смысл для той несуразицы, что его личностный язык — экзальтация. «Я хочу бросить взгляд внутрь всего этого механизма, чтобы затем закричать, завопить, обращаясь к народам!» Служением общему делу он объясняет такое служение, которое не в силах примирить с собственной совестью, хотя считает его, это служение, делом, угодным Богу. В то же время народу, которому он хотел бы служить, Курт Герштейн не способен выкрикнуть ничего, — ведь из-за своей просветительской службы он вынужден оставаться немым, а просветить может разве что нескольких иностранцев; но тайную свою службу, вопреки собственной совести, он все же выполняет добросовестно.
31
Содержится во введении (р. 15) и в заключительной главе (р. 240–250) цитированной выше книги Луи Дюмона. Ссылаясь на известное высказывание Монтескье («je suis nécessairement homme, et je ne suis français que par hasard»), Дюмон следующим образом противопоставляет друг другу французскую и немецкую точки зрения: «Я по необходимости человек, а француз я лишь случайно» и «Я — немец по своей сути, я — человек благодаря качеству своей немецкости». А это не что иное как контраст между универсальным и холистическим пониманием индивидуализма. По его мнению, первым проявлением, первой полной индивидуализма в Европе была возглавляемая Лютером Реформация; поэтому сама реформация привила немцам иммунитет против Просвещения — «вторичной индивидуализации». Когда до немцев доходит система взглядов французского Просвещения, у них к тому времени уже разработана индивидуализационная методика — это и есть Bildung (= самовоспитание), которое, в соответствии с идеологией Реформации, каждый должен совершить для себя и в себе. «Вторичная индивидуализация» в глазах у немцев появилась так, словно она означала опасность утраты лично добытой ими культурной идентичности.
Предотвращению этой опасности служила теория Гердера. По мнению Дюрмона, «этническая теория» нации, опирающаяся на культурную общность одинакового происхождения, именно в этот момент приходит в противоречие с «теорией выбора», которая выводит понятие нации из намерений тех индивидов, которые эту нацию создают. В различением Bildung и Lumière возникает — в любом случае характерная — дуалистичность: во французском варианте гражданское общество составляют такие индивиды, которые заключают социальные соглашения друг с другом, опираясь на свою совесть и свои представления; в то время как в немецком варианте индивиды укрепляют общую связь между собой тем, что в меру своих способностей стараются, уйдя во внутреннюю жизнь, развивать свою личность. Так что самообразование, самовоспитание («éducation de soi»), осуществляемое на основе лютеровой индивидуализации, создает коллективную идентичность не на политическом, а на культурном и этническом уровне, и хрупкость этой идентичности выявилась лишь во время наполеоновских войн. Именно в этот период стало очевидным, что люди эти, глубоко индивидуализированные в своем образе мысли, живут в таких государствах, которые не только не обеспечивают политической суверенности личности — ибо организованы по иерархическому принципу, — но и не обеспечивают и суверенности немецкости — ибо то, что мы называем немецкостью, существует лишь на культурном уровне. Национальное не могло объединиться с демократическим, а последнее проявилось таким образом, что оно как бы содержит опасность для культуры, а значит, для нации. В то же время отсутствие государственной суверенности более нельзя было компенсировать внутренней суверенностью личности, равно как внутреннюю потребность в личностной суверенности нельзя было дальше сочетать с иерархическими отношениями, господствующими внутри государственных структур (княжеств) и между ними. Содержание коллективной идентичности не было более тождественно содержанию личностной идентичности. В культурной суверенности немцев сомневаться было нельзя, но нельзя было сомневаться и в том, что они не располагают никакой политической суверенностью. Об этом же говорит Бибо: «…тот немец, который на словах и по отношению к миру был представителем могущественной европейской нации, у себя дома влачил самое жалкое существование, находясь в полной зависимости от произвола, самомнения и высокомерия мелких князьков и их слуг» (op. cit., р. 426).
32
Иштван Бибо. Op. cit., р.375.
33
Следуя по тропе, проложенной Дюмоном, можно было бы сказать, что француз различие между личностной идентичностью и коллективной идентичностью делает спонтанно, ведь для него личностная идентичность — природная данность, а культурные и социальные обстоятельства означают такие, случайно сложившиеся рамки, в которых его личностная идентичность получает выражение, формулируется на уровне коллективности. Для немца возможности для такого спонтанного различения не существует, ибо свою личностную идентичность он должен сформулировать через свою культурную и этническую принадлежность, как качество. Француз рассматривает как первичную свою связь с природой, а культурные и социальные связи — как такую особенность, которая может осмысляться как коллективное начало в соответствии с его личными решениями, лишь через договоренности. Немец, напротив, первичными считает свои культурные и этнические связи, а поскольку, в этих рамках, личностную свою идентичность может отделить от коллективной идентичности лишь как качество, то на самом деле отделяет, обособляет от природного и человеческую свою суть. Француз не отождествляет природное со всем тем, что он, через соглашения с другими людьми, определяет как культурные и социальные связи; тем самым он отделяет друг от друга природу в целом, с одной стороны, и части, которые можно выделить в культурных и социальных аспектах, — с другой. Наверное, излишне и говорить, что венгры по своему миросозерцанию стоят ближе к немцам, чем к французам. Но тут же должен добавить, что эти особенности, которые можно охарактеризовать как контраст, действительны, в моем понимании, разве что на уровне мышления и поведения, но не на уровне восприятия. Когда я говорю: француз, немец или венгр, — я говорю об уровне мышления и поведения, о таких вещах, которые могут быть взаимно адаптированы; но на уровне восприятия между ними нет совершенно никакой разницы. Если между нациями было бы какое-нибудь различие и на уровне восприятия, то, например, венгр Ласло Немет не смог бы так великолепно адаптировать этническую теорию немцев — потому что, во-первых, не смог бы выучить немецкий язык, а во-вторых, если бы и выучил, то не смог бы понять, что немцы определяют свою личностную идентичность на основе качества своей немецкости, и сам бы не взялся адаптировать эту теорию к венгерским условиям. Для меня контраст между мышлением и поведением французов и немцев интересен лишь потому, что у французов их мышление и поведение находится в гармонии с их миросозерцанием, — ведь миросозерцание их в том как раз и заключается, что они стремятся добиться гармонии между уровнями восприятия, мышления и поведения, в то время как у немцев и венгров мышление и поведение напоминают мышление и поведение того страдающего неврозами человека, который не может достичь гармонии между своим восприятием, мышлением и поведением, а потому его миросозерцание определяется некой навязчивой идеей. С точки зрения рассматриваемой темы очень интересно выглядит то, каких огромных результатов в самолечении этого коллективного невроза достигла одна из Германий, когда после 1968 года мирными средствами («Langer Masch durch die Institutionen» — букв. «долгий марш по учреждениям», то есть «поход против государственной бюрократии») разобрала по кирпичику или просто разрушила всевластное государство, заменив верноподданический дух гражданским самосознанием. Венгрия же, с кровавым опытом 1956 года за спиной, энергией исторической предприимчивости собственных непокорных граждан размыла авторитарные устои диктаторского государства, собственными силами приступив к приватизации коллективной собственности во «второй экономике» — и, таким образом, вновь начала (не впервые в своей истории) гражданское строительство с самых низов. В то время как вторая Германия сохранила, законсервировала иерархическое мышление, верноподданическое сознание, идеал авторитарного государства и веру в идеологический коллективизм, тем самым активизировав и углубив собственный невроз.
34
Дюмон говорит о немецком и французском индивидуализме как о двух, в содержательном плане противостоящих друг другу диспозициях: «Этот француз тут, практически неизбежно, поворачивает ситуацию и свою культуру наивно отождествляет с универсальной культурой» (op. cit., р. 15), в то время как немец: «Мы не смогли бы понять контраст, если бы не обнаружили корни этого настроя у Лютера. Лютер требовал вернуть исключительно церковную индивидуальность и не желал индивидуальности мирской: ведь его интересовал только Бог» (op. cit., р. 35). И уж если мы коснулись Бога, то я должен отметить две вещи. 1) Христианство однозначно стоит на базе «теории выбора», а не «этнической теории». 2) Когда я читал дневники Хелен Хессель и Анри-Пьера Роше, не имея еще ни малейшего представления о том, что думает Дюмон о диспозиции индивидуализма немцев и французов, моего внимания не избежало то соображение, что различие в интонации обоих, возможно, резче всего проявляется в их отношении к Богу. О них нельзя сказать, что они теисты, нельзя и сказать что — атеисты, однако оба то по-английски, то по-французски с большим наслаждением называют Богом половой орган Анри-Пьера. Если этот орган что-то делает, то делает это, в дневниках у обоих, Dieu или God; установить, кто из них придумал это магическое по своему характеру название, невозможно; ясно одно: название Gott не встречается ни разу. В своем написанном по-французски тексте Хелен все же оставляет для себя немецкое название Бога, когда хочет отделить деятельность Всевышнего от деятельности наделенного божественными свойствами члена Анри-Пьера. Таким образом, у них есть действующий на магическом уровне Бог по-английски или по французски, и есть действующий на спиритуальном уровне Бог по-немецки. Но у этого спиритуального Бога, лишенного его магических свойств, не слишком много общего с тем Богом, о котором Анри-Пьер говорит, на уровне спиритуальности, то с позиции своих культурных, то природных свойств, — причем ему и в голову не приходит как-то отделить все это от его магического названия: ведь этот Бог становится индивидуальным как раз через свой магический характер. Dieu или God— это в одно и то же время и природа, и культура, и индивид, и магия, и поэтому он — спиритуальный и Всемогущий. Ему противостоит такой Gott,который — не природа, не культура, не индивид, а главное, не магия, а очищенный от всего этого спиритуальный всевышний. Довольно большое различие в рамках одной-единственной культуры. Weltanschaungn Exactitude.
35
Томас Бернхард (1931–1989) — писатель и драматург, беспощадно критиковавший Австрию за нацистское прошлое, провинциализм, лицемерие и ксенофобию.
36
В 1987 году Госдепартамент США обвинил бывшего генерального секретаря ООН, президента Австрии Курта Вальдхейма в том, что в годы Второй мировой войны он, будучи офицером немецкой армии, знал о зверствах нацистов против евреев и не сделал ничего, чтобы помешать им.
37
Самый громкий скандал 1990-х годов в Австрии, в котором был замешан архиепископ венский кардинал Ханс Херманн Гроер, обвинявшийся в сексуальных домогательствах по отношению к молодым служителям церкви.
38
Имеются в виду кровавые столкновения на этнической почве между румынами и венграми в Тыргу-Муреш (венг. Марошвашархей) в 1990 году.
39
Пожонь — венгерское название Братиславы.
40
Все вместе (франц.).
41
Просвещение (франц.).
42
Воспитание (нем.).
43
Межправительственная конференция, состоявшейся в Эвиане (Франция) с 6 по 13 июля 1938 года, приняла решение о содействии западных стран вынужденной эмиграции евреев из нацистской Германии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Петер Надаш (р. 1942) — венгерский автор, весьма известный в мире. «Конец семейного романа», как и многие другие произведения этого мастера слова, переведены на несколько европейских языков. Он поражает языковым богатством и неповторимостью стиля, смелым переплетением временных пластов — через историю одного рода вся история человечества умещается в короткую жизнь мальчика, одной из невинных жертв трагедии, постигшей Венгрию уже после Второй мировой войны. Тонкий психологизм и бескомпромиссная откровенность ставят автора в один ряд с Томасом Манном и делают Надаша писателем мировой величины.
Предлагаемый текст — о самой великой тайне: откуда я пришел и куда иду? Эссе венгерского писателя скрупулёзно передает личный опыт «ухода» за пределы жизни, в зыбкое, недостоверное пространство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К выходу самой громкой сериальной премьеры этого года! Спустя 25 лет Твин Пикс раскрывает секреты: история создания сериала из первых уст, эксклюзивные кадры, интервью с Дэвидом Линчем и исполнителями главных ролей сериала.Кто же все-таки убил Лору Палмер? Знали ли сами актеры ответ на этот вопрос? Что означает белая лошадь? Кто такой карлик? И что же все-таки в красной комнате?Эта книга – ключ от комнаты. Не красной, а той, где все герои сериала сидят и беседуют о самом главном. И вот на ваших глазах начинает формироваться история Твин Пикс.
Речь в книге идет о том, что уровень развития страны и особенности жизни в ней определяются законами государства и его экономической и социальной политикой. На примере Финляндии показано, как за семь столетий жизни при разных законах возникла огромная разница между Россией и Финляндией. И это совершенно закономерно. Приведены примеры различий. Дана полезная информация о Финляндии. Есть информация для туристов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.