Требуется влюбленное сердце - [10]

– Ты сейчас соус передержишь, снимай, – сказал Никита, и Лена быстро сдернула с конфорки сковороду, где томился лосось в сливках. – Спагетти сливай, переварятся.

Она взялась за ручки кастрюли и, не удержав, уронила ее на пол. Кольцов еле успел дотянуться и дернуть ее к себе за подол платья, иначе она ошпарила бы ноги, попав в лужу из кипятка и вывалившихся на пол спагетти.

– Да что с тобой? – спросил он, разворачивая Лену к себе. – Случилось что-то?

– Ничего. Ужин вот…

– Сварим еще. Хорошо, что не обожглась.

– Я сейчас уберу и сварю еще, не беспокойся.

– Не надо, посиди, я сам.

Никита усадил ее на стул, сам принес веник, совок и швабру, быстро убрал пространство перед плитой и заново поставил воду на спагетти.

– Устала? – спросил он, садясь напротив и вытягивая из пачки сигарету.

– Да.

– Так иди полежи, я тут сам.

И от этой фразы ей стало совсем легко – все-таки он не такой эгоист, каким иногда кажется, он умеет чувствовать ее и понимать, просто привык не выражать этого. Лена взглянула на Кольцова с благодарностью и, выходя из кухни, на секунду прижалась губами к его щеке, привычно уже уколовшись о бороду.

Она свернулась клубком на кровати, натянув на ноги плед, и счастливо улыбнулась своим мыслям. Хорошо, что Никита сегодня в добром расположении, даже неувязка с ужином не выбила его из колеи, значит, вечер они проведут спокойно и без нервотрепки.

Иногда она думала: вот зачем это все, почему она позволяет ему общаться с собой свысока, словно снисходя до нее с какого-то пьедестала? Чем он лучше ее? И всякий раз приходила к выводу: всем. Он интеллигентный, умный, начитанный, с ним интересно разговаривать, ей с ним просто хорошо. Он обратил на нее внимание – на нее, внешне совершенно неприметную, не всегда умеющую найти нужные слова. Это на работе она старший следователь Крошина, а вне стен прокуратуры – обычная женщина за тридцать, одинокая и не слишком уверенная в себе. Коллеги страшно удивились бы, если бы увидели ее такой.

Даже Паровозников, когда они начали жить вместе, Андрей Паровозников, знавший ее до этого много лет, был поражен тем, что происходило с Леной, едва она переступала порог прокуратуры и оказывалась дома или на улице. Но Андрею почему-то эти перемены нравились, он смотрел на нее другими глазами и очень ценил каждую минуту, проведенную вместе вне работы. Но тогда почему она не смогла и дальше жить с ним? Почему ее не радовало его отношение, его трепетная забота? Она всегда сравнивала его с Никитой – и почему-то сравнение никогда не оказывалось в пользу Андрея. Он ни за что не отправил бы ее готовить ужин, заметив, что она устала, он сразу стал бы делать все сам, не дожидаясь таких инцидентов, как вываленные на пол спагетти. Никита прежде всего ценил себя и свою усталость, свои ощущения от прошедшего дня, хотя тот же Паровозников уставал не меньше, дежурил по ночам и работал не в теплом помещении, а бегал на своих двоих по городу. Лена никак не могла объяснить себе, почему вернулась к Никите после всего, что было. Вернулась – и все, хотя в отношении Кольцова к ней после их разрыва и воссоединения ничего не поменялось. Наверное, так бывает: тебя тянет не к тому, кто заботится о тебе, а к тому, кто всецело поглощен собой. Психиатр как-то в разговоре обронил фразу: «Вы, Елена Денисовна, типичная женщина-собака, вы живете для того, чтобы служить кому-то, быть чьим-то придатком, и вас раздражает, когда мужчина пытается возвысить вас и поставить хотя бы вровень с собой, а не то что выше». Лена тогда не совсем поняла, что он имел в виду, и даже немного обиделась на сравнение, но теперь вот осознала, что доктор был совершенно прав. Ей важно было любить самой, самой отдавать что-то и не требовать ничего взамен. Даже не то что не требовать – просто не ждать, потому что так ей было удобнее. Когда ничего не ждешь и внезапно получаешь хоть минимум, это приносит куда больше радости.

– Лена, иди ужинать, все готово, – раздался голос Никиты из кухни, и она поспешила туда.

Даже здесь, в ее съемной квартире, Никита ухитрился накрыть стол почти по всем правилам – насколько это вообще было возможно в условиях современных реалий жизни. Полотняные салфетки, ножи, вилки, ложки для спагетти, стаканы для сока и бокалы для вина.

– Извини, скатерти у тебя по-прежнему нет, – иронично сказал он, заметив, как Лена оглядывает сервированный стол. – Тебе же трудно заехать в магазин и купить ее.

– Мне трудно будет найти время для того, чтобы каждый раз стирать ее и крахмалить, как ты любишь.

– Это решаемо: я отвожу свои в химчистку, там их приводят в порядок, могу дать тебе адрес.

«А у меня и на это нет времени», – подумала Лена, но промолчала. Не хотелось слушать пятиминутную лекцию о том, как правильно сервировать стол и зачем на нем нужна крахмальная скатерть.

– Согласись, – Никита пригубил красное вино, – всегда приятно сидеть за красиво накрытым столом. Ты возразишь, что можно есть и с клеенки. Можно, но зачем? Такими темпами можно скатиться до того, чтобы есть прямо из кастрюли – ведь времени на мытье посуды тоже вечно нет.

– Не утрируй, – попросила Лена. – Ты говоришь так, словно я выросла в хлеву и не умею пользоваться ножом и вилкой.