Требуется дворник - [16]

— В армии я ценил вечернюю поверку и отбой.

— Любишь спать? Второй Глебка, оказывается.

— Люблю тишину.

— Зачем тебе одному столько тишины?

— Мать у меня была очень тихой.

Катя сняла перчатку, надела ее на ручку лопаты. Пошевелила пальцами, размяла.

— Ты не привыкла к лопате? — спросил Костя.

— Я выросла среди снега. — Катя снова надела перчатку. — Ты знаешь, кто такие горностаи?

— Звери на твоей звероферме, конечно.

— Недавно в вольере дверцей придавила палец.

Окна домов — елочного цвета. Проехало такси, и у заднего стекла стояла совсем крошечная елочка в огоньках. Подобную елочку, только у переднего стекла, провез и троллейбус. В единственной витрине гастронома дергалось что-то светящееся и цветное. Бегали с последними покупками жильцы. А один нес почему-то ковер. Ковер был свернут в длинную трубку и переброшен через плечо. Не хватало только подвесить к ковру ведра, чтобы получилось коромысло.

— У тебя что-нибудь связано с новогодними праздниками? — спросила Катя.

— Ничего не связано. А у тебя?

— У меня? Что-то в общих чертах. — Катя помолчала. — Это плохо, наверное.

— Почему?

— Грустно без новогодних воспоминаний.

— Они должны быть у тебя особенными?

— Мне грустно. — Катя подбила лопату коленом, сбросила с нее снег. — Никогда не грустишь? — На вопрос она не ответила.

— О чем? О прошедшем? Нет. — Костя не хотел сейчас ни в чем прошедшего, он хотел сейчас только настоящего или будущего.

— Ну, я пойду. Должна заставить Глебку написать праздничную открытку матери. — Катя пошла и потянула за собой лопату.

Костя смотрел вслед. О чем они говорили? Катя обернулась:

— Скоро уеду.

— Куда?

— Ты же не будешь грустить, нет? И ничего не ждешь, да?

Костя не успел ответить — к нему подошел Овражкин.

— Чем порадуете в предстоящем году? Какими произведениями искусства?

— Новый год — новая экспозиция. — И Костя пошел и начал штыковой лопатой разбивать одну за другой снежные фигуры. Крушить. Громко хлопали электрические лампочки, которые не были еще разбиты, разлетались комья снега и куски льда. Костя взобрался на крышу беседки и сбросил оттуда купола и кокошники, покончил с памятником старины. Да, он не грустит о прошлом, о прошедшем, ни о своем, ни о чужом, потому что всегда надеется на будущее. А если кто-то чего-то ждет, на что-то надеется и теперь о чем-то жалеет или сожалеет, то при чем тут Костя? Он-не-грустит-о-прошедшем-вот-такой-он-забавный-если-он-забавный-черт-его-возьми-совсем! И нет у него никаких воспоминаний — ни простых, ни новогодних. Воспоминаний, достойных воспоминания. Не держим, не складываем, не храним.

***

Новый год. На столе — канделябр, сделанный из пустых разновеликих бутылок, и в нем свечи, тоже разновеликие. В держалки для флагов вставлены сосновые ветки. На крюке, который двигается к потолку и обратно, сидит маленькая стеклянная птичка. Костя прикрепил ее кусочком замазки. Для курток и Глебкиного пальто давно были вбиты гвозди. Из теннисной ракетки без струн сделано зеркало: бери и глядись в него. Огромный пляжный зонт, драный, заплатанный, но с которого свешивается мишура со звездами, стоит в углу — вместо новогодней елки.

Катя приготовила праздничный ужин — салат, рыбу в маринаде, яички фаршированные зеленью и, конечно, цветок из сливочного масла. «Я работаю только маслом», — смеясь говорила Катя. «Сливочным», — добавлял Костя.

Глебке Катя сварила банку сгущенного молока: сделала тянучку, как и обещала. Глебка от тянучки был в восторге, беспрерывно погружал в нее ложку. Из квартиры тети Слони принесли еще телевизор, поставили на пол и смотрели передачу. Глебка устроился перед телевизором с бутылкой «Буратино», но не переставал поглядывать на тянучку: она приковывала внимание Глебки больше, чем даже телевизор. И Глебка наблюдал за Катей, чтобы улучить момент и опять погрузить ложку в тянучку, а потом попытаться быстро заправить ее в рот.

Соню Петровну обещали выписать из института, но только после Нового года, чтобы у Сони Петровны не было бы соблазна сразу резко нарушить диету. «Праздничный стол — бич для тучных больных», — сказал врач. Тем более, Соня Петровна работает поваром и умеет готовить всякие соблазны.

На Косте был спортивный пиджак и галстук, на котором были нарисованы старинные самолетики. Костя нарисовал их сам. И когда Катя спросила: «Почему самолетики?» — Костя ответил, что видел такой галстук на одном счастливчике, который приезжал к ним в Тулу из Москвы и поэтому называл себя «центровым парнем». Так чем он, Костя, хуже теперь этого центрового парня? Катя сказала, что ничем не хуже и тоже, может быть, ему заготовлена в жизни удача. Косте хотелось сказать, что самая, может быть, у него в жизни большая удача — это встреча с Катей, но промолчал. Должна же будет все это, в конце концов, понять сама Катя.

На Кате самолетиков не было. На ней было длинное платье теплого красного цвета. Она достала его из дорожной сумки, сказала, что была в нем на свадьбе. И туфли надела на очень высоком каблуке. Тоже достала из сумки. Сделалась высокой, на каблуках и в длинном платье, и чужой, нездешней. Глебку заставили надеть свежевыглаженную рубаху и новую курточку.