Травяной венок. Том 1 - [159]

В нижней части форума толпились те, кому хотелось знать, каково будет настроение в сенате к концу этого заседания. Цепион прошел прямиком к трибуне, крикнув на ходу, чтобы все разделились поплеменно. Не давая себе труда соблюсти формальности и не считаясь с тем фактом, что официально сенат распущен не был и, следовательно, комиций созывать пока было нельзя, он обрушился с обличительной речью на Друза, который стоял рядом с ним. – Взгляните на этого предателя! – завывал Цепион. – Он собирается дать наше гражданство каждому грязному италику на этом полуострове, каждому вшивому самнитскому пастуху, каждому умственно отсталому пиценскому селянину, каждому вонючему бродяге в Лукании и Бруттии. Идиотизм нашего сената таков, что он и впрямь собирается разрешить этому предателю настоять на своем! Но я не позволю этого ни им, ни ему!

Друз обернулся и взглянул на девятерых своих коллег – народных трибунов, которые взошли вместе с ним на трибуну. Что бы те ни думали о предложении своего председателя, самонадеянность патриция Цепиона нравилась им еще меньше. Конечно, Цепион созывал всенародный плебисцит, но делал это до официального роспуска сената и к тому же самым наглым образом узурпировал территорию, принадлежащую народным трибунам. Даже Миниций был возмущен.

– Я должен положить конец этому фарсу! – произнес Друз, сжав губы. – Вы со мной?

– С тобой, – откликнулся народный трибун Сауфей, бывший его сторонником.

Друз шагнул вперед, к краю трибуны, и провозгласил:

– Это собрание созвано незаконно, и я запрещаю продолжать его!

– Убирайся с моего собрания, предатель! – выкрикнул Цепион.

Однако Марк Ливий, не обращая на него внимания, продолжал:

– Расходитесь по домам, жители города! Я налагаю вето на это собрание, ибо оно противозаконно. Сенат еще официально продолжает заседать!

– Изменник! – снова взвился Цепион. – Народ Рима, неужели ты позволишь помыкать собою человеку, который хочет лишить тебя самого ценного, что у тебя есть?

Наконец Друз потерял терпение. Он дал знак Сауфею и приказал:

– Схватите этого чурбана!

Девять народных трибунов навалилась на Цепиона и без труда скрутили его. Филипп, который, стоя на самом дне Колодца комиций, наблюдал за происходящим, вдруг вспомнил о каких-то срочных делах и поспешил вон.

– С меня довольно, Квинт Сервилий! – произнес Друз, обращаясь к Цепиону, голосом, громко разносившимся по всему помещению. – Я народный трибун, и ты препятствуешь мне в исполнении моих обязанностей! Заруби себе на носу, так как это первое и последнее мое предупреждение. Если ты сейчас же не прекратишь упорствовать и не смиришься, я прикажу сбросить тебя с Тарпейской скалы![122]

Колодец комиций был вотчиной Друза. Взглянув в глаза народному трибуну, Цепион понял, что если тот прикажет, то его действительно сбросят со скалы. Ибо он пробудил в присутствующих древнюю вражду плебса по отношению к патрициям. Цепион мигом затих.

– Ты рано торжествуешь! – бросил он Друзу, когда его отпустили, и унесся прочь вслед за исчезнувшим Филиппом.

– Интересно, Филипп еще не устал от такого гостя? – задумчиво произнес Друз, наблюдая за бесславным исходом противника.

– Лично я уже устал от них обоих, – отозвался стоящий рядом Сауфей. – Надеюсь, Марк Ливий, ты понимаешь, что если бы они не сорвали заседание сената, ты бы добился принятия своего предложения?

– Разумеется! Иначе с чего бы Филипп вдруг вошел в такой раж? Ужасное актерство: срывать с себя тогу и швырять ее!.. – рассмеялся тот. – Что-то будет дальше?

– Ты огорчен?

– Ужасно. Но это меня не остановит. Пока я еще дышу – я не уступлю!

Сенат возобновил слушания в самые иды,[123] которые официально являлись днем отдыха и в которые комиций не устраивались. Это было сделано специально, чтобы у Цепиона не было предлога сорвать заседание на этот раз.

Секст Цезарь выглядел смертельно усталым и его болезненный хрип разносился по всему помещению. Тем не менее он высидел от начала до конца все предварительные церемонии, после чего встал и заговорил:

– Больше никаких позорных выходок я не потерплю! А тот факт, что основным источником беспорядков выступает курульный подиум, я расцениваю как вдвойне оскорбительный. Луций Марций Филипп и Квинт Сервилий Цепион, я требую, чтобы вы вели себя сообразно вашему званию, которое смею вас заверить, вы собою ничуть не украшаете. Вы оба пятнаете свое звание собственным поведением! Если вы не прекратите свои беззаконные и кощунственные выходки, я велю отнести fasces в храм Венеры Либитинской и предоставлю разбираться с вами избирателям в их центуриях, – он сделал паузу и кивнул Филиппу. – Теперь я предоставляю слово тебе, Луций Марций. Но поверь: терпение мое на пределе. Как и предводителя нашего сената.

– Я не благодарю тебя, Секст Юлий, – вызывающе заявил Филипп, – равно как принцепса сената и всех остальных, маскирующихся под патриотов Рима. Как можно быть патриотом – и разбазаривать наше гражданство? Это две вещи несовместимые! Римское гражданство – римлянам! Оно не должно даваться тем, кто по своему роду, происхождению, не имеет на то законного права. Мы потомки Квирина. Италики – нет. Это все, что я хотел сказать. Добавить к этому мне нечего.