Трава, пробившая асфальт - [34]

— Нет, тетя Аня, не возьмет она меня погостить… — ответила я, вспомнив свои многочисленные просьбы забрать домой, хоть на время, хоть на недельку, хоть на пару дней. Других детей ведь забирали. И еще вспомнила, как однажды у воспитателей зашел разговор о наших родителях, и одна воспитательница сказала:

— А мне Томина мама нравится, никогда ничего не требует.

 Да уж, удобная для детдома мама — ничего не требует для своего ребенка, не заступается, ни на чем не настаивает, на все закрывает глаза. Екатерина Ивановна и дальше будет удобной. Изредка, с частотой раз в квартал, будет появляться у меня и в ПНИ, и в Доме инвалидов, что-то рассказывать, показывать. Но никогда не будет вникать в мои проблемы и ничего не будет просить для меня — ни у персонала, ни у администрации, ни у вышестоящих органов.

 Хoчу описать еще один эпизод. К нам в детдом привезли новеньких из Кемеровского сборного детдома — двух девочек и двух мальчиков, круглых сирот.

 Одна их них, Валентина Позднякова, видимо, закаленная в борьбе за существование, была не в меру активной и боевой. И из уменьшительных ей больше всего подходило решительное «Валюха». А где-то через неделю один татарин привез сдавать свою дочь Наташу. Тихая татарочка Наташка вскоре сдружилась с Валюхой, вернее, безропотно подчинилась той, сразу же взявшей ее в оборот. И дошло до того, что добровольная рабыня стала отдавать своей повелительнице порционные пироги. Я, глотавшая книгу за книгой, не сразу усекла суть их далеко зашедших отношений и однажды, видя, что Наташа носит в палату пироги из столовой, оторвалась от чтения и попросила:

— Наташа, принеси заодно и мне.

 И когда та с обеда принесла мне полпирожка, я поблагодарила и, не задумавшись, почему полпирожка, а не целый, засунула в рот и, жуя, уткнулась в книгу.

— А мне почему не принесла? — капризно спросила Валюха.

— Мне всего один пирог в столовой дали, половину я съела, а половину принесла Томе, — стала оправдываться Наташка. — Завтра я тебе принесу целых два, сама есть не буду.

— Тогда не подходи ко мне, раз ты без пирогов, — заявила Валюха, и Наташка отошла от нее грустная-прегрустная. — Принесешь пироги, тогда буду дружить с тобой.

 Я подняла глаза от книги и увидела их лица — Валюхино грозно-повелительное и Наташкино униженно-рабское. У меня пирог застрял в горле — оказывается, Наташка не только отдает свои пироги Валюхе, она еще и мне свою порцию принесла. Получается, что я ничем не лучше этой «рабовладелицы». Мне было ужасно стыдно…

 Двадцать четвертого мая 1974 года я сидела в игровой, как всегда с книгой на коленях. Дверь открылась, зашла медсестра.

— Тамару на выход, — скомандовала она.

— А что, ее уже отправляют в дурдом? — загалдели девчонки.

— Тихо! Не пугайте Тому зря! Лучше идите и помогите ей переодеться, — приказала сидевшая с нами воспитательница. — Тома, ты поедешь в интернат в городе Прокопьевске.

 Переодевать меня пошли всей палатой. Люба с Наташей натягивали на меня одежки, остальные стояли молча. У нескольких девушек выступили слезы на глазах. Я в тот момент ничего не чувствовала, как одеревенела. И только когда меня подняли в кузов крытой грузовой машины, тихо заплакала.

 В Прокопьевский ПНИ со мной в кузове грузовой машины везли еще четверых человек из «слабого » корпуса. Один из них, совсем больной на голову пацан, всю дорогу истошно кричал, и от этого становилось еще грустнее и больнее. «Вот с такими тебе предстоит жить до смерти, — думала я с горечью, а слезы лились потоками. — И сколько бы ты ни прочитала умных книг, все равно будешь под той же планкой, что и эти несчастные с поврежденными мозгами».

— Не плачь, Томочка, может, там еще лучше будет, — успокоила меня нянечка из «слабого» корпуса, сидевшая с нами в кузове, и бережно промокнула мое лицо своим носовым платком.

 Слава Богу, сопровождавшая медсестра Елена Петровна сидела в кабине с шофером, а то бы непременно выступила, кинув напоследок что-нибудь колкое и едкое, типа «там тебе и место — в дурдоме — среди дурачков».

Часть 2 Прокопьевский психоневрологический интернат

Сумасшедшая ночь и безумный день

 Нас привезли в Прокопьевский психоневрологический интернат под вечер. Местные пацаны небрежно сгрузили новоприбывших инвалидов в изолятор, дежурившие сотрудники осмотрели нас, после чего заперли на замок. Не покормили и даже воды не оставили. Когда я, исплакавшаяся и мучимая жаждой, попросила у зашедшей сотрудницы дать водички, та, поджав губы, с минуту разглядывала меня, только потом расцепила рот:

— Сейчас скажу нянечке, чтобы принесла тебе попить.

 Она вышла в коридор, дверь изолятора захлопнулась, замок защелкнулся. До самой темноты я ждала воды и прислушивалась к шагам у двери изолятора, но к нам так и не подошли.

 Эту ночь не забуду до самой смерти! Ведь меня заперли в компании умственно отсталых, среди которых были настоящие идиоты: беспричинно гогочущие, бессвязно бормочущие, выкрикивающие несуразицы, издающие непристойные звуки. Зачем запирать изолятор, если в нем не было ни одного ходячего? Ведь и я, и мои «однокашники» из «слабого » корпуса Бачатского детдома не могли передвигаться самостоятельно. Они вообще лежачие, а меня привезли без коляски — казенные инвалидные коляски положено было при убытии оставлять в детдоме.