Траумновелле. С широко закрытыми глазами - [17]

Она замолчала. У Фридолина пересохло в горле, в темноте он заметил, как Альбертина закрыла лицо руками.

— Странный сон, — сказал он. — Это все?

И когда Альбертина отрицательно покачала головой, он попросил:

— Рассказывай дальше.

— Это непросто, — сказала она. — Не знаю, как выразить это словами. Это длилось много дней и ночей. Не было больше ни времени, ни пространства. Я уже была не на той поляне, окруженной лесом и скалой, а на огромном лугу. Покрытый цветами, он простирался, куда хватало взора, до самого горизонта. Я была там давно, и уже давно, вот что странно, не с одним мужчиной. Было ли вокруг нас еще две, три или тысячи пар, видела ли я их или только слышала то одних, то других — я не могу этого сказать. Но таких чувств, как страх и стыд, не сравнимых по силе с теми, что испытываешь в действительности, — на этот раз я абсолютно не чувствовала. Ощущение умиротворения, свободы и счастья — вот что переполняло меня в тот момент. Но при этом я ни на мгновение не переставала видеть тебя. Да, я видела как тебя схватили солдаты, по-моему, там были и духовные лица; какой-то огромный мужчина связал тебе руки, и я знала, что вскоре будет твоя казнь. Я думала об этом без сострадания, без трепета, словно откуда-то издалека. Тебя отвели на какой-то внутренний двор в крепости. Я видела, как ты стоял там обнаженный, с руками, связанными за спиной. Ты тоже видел меня и того мужчину, с которым я была, и все остальные пары — весь бесконечный поток наготы, который пенился вокруг нас с тем мужчиной, и частью которого мы с ним были. В этот момент, отдернув красные занавеси, в сводчатом окне появилась молодая женщина в пурпурной мантии и с диадемой на голове. Это была княгиня. Она посмотрела на тебя строгим вопрошающим взглядом. Ты стоял один, остальные держались в стороне, прижавшись к стене, и я слышала их злобное угрожающее бормотание и шепот. Княгиня перегнулась через парапет. Стало тихо, и она подала тебе знак подойти ближе. Я знала, что она решила помиловать тебя. Но ты не замечал ее взгляда или не хотел замечать. Внезапно ты оказался прямо напротив нее. Твои руки, как и раньше, были связаны, на плечи наброшено черное покрывало. Но при этом ты не вошел в ее покои, а парил в воздухе напротив окна. Княгиня держала в руке лист пергамента — твой смертный приговор, в котором были записаны твоя вина и причины, по которым тебя осудили. Она спросила тебя (я не слышала слов, но знала это) готов ли ты стать ее любовником, в этом случае ты будешь помилован. Ты отрицательно покачал головой. Меня это абсолютно не удивило, это было в порядке вещей, иначе и быть не могло, ведь ты поклялся хранить мне верность несмотря ни на что. Тогда княгиня пожала плечами, махнула рукой в пустоту, и ты оказался в подземелье. Тебя хлестали плетьми, но я не видела людей, которые их держали. Ты истекал кровью, я видела потоки крови, они, словно полноводные ручьи, текли по твоему телу. Я осознавала свою жестокость, но она не казалась мне удивительной. И тут снова появилась княгиня. Ее волосы были распущены и струились по обнаженному телу, она держала диадему обеими руками и протягивала тебе; и я знала, что княгиня была той самой девушкой на датском берегу, которую ты видел тогда обнаженной в купальне. Княгиня не произнесла ни слова, но весь смысл ее присутствия, ее молчания заключался в том, что она спрашивала тебя, хочешь ли ты стать ее мужем и править страной. Ты снова отказался, и она в тоже мгновение исчезла. Тут я увидела, как для тебя ставят крест, но не на том дворе, нет — на цветущем лугу, на котором я лежала в объятиях мужчины среди сотен других пар. Затем я снова увидела тебя: ты один, без всякой охраны, спешил по старинным переулкам, и я знала, что эта дорога предначертана тебе, и любые попытки бегства бессмысленны. Вскоре ты начал подниматься в гору по лесной тропе. Я ждала твоего появления с напряжением, но без всякого сочувствия. Все твое тело было покрыто ранами и рубцами, но они больше не кровоточили. Ты взбирался все выше, тропа становилась уже, лес остался позади, и вот ты уже стоишь на краю луга, и мне кажется, что ты невообразимо далеко. Ты с улыбкой посмотрел на меня, словно говоря, что выполнил мое желание и принес все, что было нужно: платья, туфли и украшения. Но твое поведение показалось мне безрассудным и бессмысленным сверх всякой меры, именно потому, что из-за верности мне ты отказался от руки княгини, перенес пытки и теперь поднялся сюда, чтобы принять ужасную смерть. Я побежала к тебе — ты тоже бросился ко мне навстречу, и через некоторое время мы уже не бежали, а парили в воздухе. Но внезапно я перестала тебя видеть и поняла, что мы пронеслись мимо друг друга. Тогда мне пришло в голову, что, когда тебя будут распинать на кресте, ты должен, по крайней мере, слышать мой смех. И начала смеяться — так пронзительно и так громко, как только могла. С этим смехом я и проснулась.

Альбертина замолчала и продолжала лежать, не двигаясь. Фридолин тоже не шевелился и не произносил ни слова. В этот момент все слова показались бы тусклыми, лживыми и бессмысленными. Чем дальше рассказывала Альбертина, тем смехотворней и бессмысленней казались Фридолину его собственные приключения. И он поклялся себе до конца разобраться в сегодняшней истории, а затем рассказать все честно Альбертине. Это будет его месть за сон, в котором она предстала перед ним как неверная, жестокая и вероломная. В этот момент ему казалось, что он ненавидит жену так же сильно, как когда-то любил.