Трассирующие строки - [13]
Армейские командиры норовили использовать моряков-корректировщиков как разведчиков, посылали вперед, поближе к немцам. Мол, для точности стрельбы. Морячков, конечно, было жалко, но не так, как своих.
А немцы устраивали за корректировщиками настоящую охоту. И, обнаружив, снарядов не жалели, долбили до конца. Один корректировщик заполз с рацией под подбитый танк на нейтральной полосе, и работал оттуда. Когда немцы вытеснили наших, вызвал огонь на себя. Прямого попадания в танк не случилось, немцы несколькими снарядами с канонерки были разбросаны. Моряка контузило. Пришел в себя ночью от того, что кто-то трогал его: «Дяденька, дяденька…». Мальчишка из местных вывел к своим.
Когда Яшин попал на «Усыскин», первый командир корректировочного поста лейтенант Телепаев был в госпитале — множественное осколочное ранение. Его заменил лейтенант Шичко.
Позывной «Усыскина» был «Волга». И моряки очень гордились радиограммой: «Волга» — молодец! Генерал-полковник Еременко».
Во время стоянки на якоре в обязанности бакового матроса входило наблюдение за тем, что происходит по носу корабля. Яшин заметил, что время от времени матрос подает какой-то сигнал, и моряки бросаются в шлюпку. Оказывается, по Ахтубе плыла глушеная рыба. Оглушить ее могло еще с ночи, на Волге, когда немецкие артиллеристы охотились за бронекатерами.
На второе утро, чувствуя в себе еще некоторую слабость, Яшин подошел к матросу, присел на кнехт. Напряженно начал смотреть вперед. Очень хотелось увидеть рыбу. «Товарищ старший политрук, вон… — матрос вытянул руку вперед, — дерево к воде наклонилось, так чуть правее». Яшин видел это дерево, но в окулярах бинокля нашел его не сразу. Правее в воде колыхалось светло-серое пятно.
— Рыба? — спросил Яшин.
— А то. И еще какая…
Яшин попросился у вахтенного офицера взять ее. Сел в шлюпку, уже почти оттолкнулся от борта. Матросы кинули сачок. «Как это я сразу о сачке не подумал, — мелькнуло у Яшина, — мог бы опростоволоситься». Со шлюпкой он управлялся неплохо — научился еще в Покровском затоне. Выгреб вперед, наискосок, выровнял шлюпку. Когда до рыбины оставалось метров десять, бросил весла, взял в руки сачок и вышел на нос.
Матросы высыпали смотреть, как поэт будет брать рыбу. Яшин поднял сачок, и теперь отчетливо было видно, плывет крупный сазан. Постояв с полминуты, Яшин сообразил, что шлюпку несет течением, так же как и сазана, потому он и не приближается. Яшин спиною почувствовал насмешливые взгляды матросов. Шагнул назад, сел на банку, положил сачок возле себя. Сделал несколько гребков, не вставая, прямо с борта, подвел сачок под рыбину и перевалил в шлюпку.
Глава 10
Задуманная Яшиным поэма имела размах, как имели размах те августовские и сентябрьские дни битвы. В отличие от Ораниенбаумского плацдарма, куда Яшин попал во время позиционных боев, здесь ему довелось увидеть и пережить самое трагическое — бомбежку города и наступление немцев.
В первый день, 23 августа, Яшин ни о чем не думал, кроме того, что ему надо быть рядом с Аней. Переправился на левый берег, не зная еще, жива ли она. И сердце сжималось от безнадежности, потому что напротив горел город и его ничто уже не могло спасти. В ту ночь один единственный раз за всю войну Яшин разуверился в конечной победе. Гнал от себя эту мысль и не мог прогнать. Потом дела затянули, это ощущение безнадежности отпустило, хотя в памяти осталось навсегда. «Вспоминаю, как я стоял на берегу Волги в ночь с 24 на 25 августа, смотрел на Сталинград в огне и говорил одно и то же: грядет фашизм». Это он записал в дневник через несколько месяцев.
Самые острые и в то же время размашистые строки были в начале поэмы: «Это горящий, а правильнее сказать, гибнущий город».
Дальше Яшин рассказывал, как на пути немцев стали краснофлотцы, как ударили по немцам канонерки, потом, как на защиту города записывались в добровольцы рабочие, потом — как в разбитом городе вновь начинала теплиться жизнь.
Этот эпизод не придуман, все это видели краснофлотцы с «Туры», ходившие 25 августа в город, и рассказали Яшину.
Одна из самых удачных глав поэмы — «Дочь Сталинграда».
Девушка шла к Волге, чтобы переправиться на левый берег. Во время бомбежки люди действительно надевали на себя все, что можно, и шли к пристаням.
Яшин (или герой-рассказчик) якобы сам видит дальнейшее:
«Под Маяковского» первая строка написана сознательно. Яшин комбинировал в своих стихах разные поэтические приемы, а Маяковского любил так же, как и Есенина.
Девушка стала выносить раненых на берег. А потом с чемоданом вернулась в город и записалась медсестрой в заводской истребительный батальон.
Никакой конкретной девушки не было. У Яшина перед глазами стояла Аня, открыто уходившая в город, когда он не смог отправить ее на левый берег. Поэтому и строчки получились такими пронзительными.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
Бросить все и уйти в монастырь. Кажется, сегодня сделать это труднее, чем когда бы то ни было. Почему же наши современники решаются на этот шаг? Какими путями приходят в монастырь? Как постриг меняет жизнь – внешнюю и внутреннюю? Книга составлена по мотивам цикла программ Юлии Варенцовой «Как я стал монахом» на телеканале «Спас». О своей новой жизни в иноческом обличье рассказывают: • глава Департамента Счетной палаты игумен Филипп (Симонов), • врач-реаниматолог иеромонах Феодорит (Сеньчуков), • бывшая актриса театра и кино инокиня Ольга (Гобзева), • Президент Международного православного Сретенского кинофестиваля «Встреча» монахиня София (Ищенко), • эконом московского Свято-Данилова монастыря игумен Иннокентий (Ольховой), • заведующий сектором мероприятий и конкурсов Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Трифон (Умалатов), • руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Геннадий (Войтишко).
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.