Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV - [23]

Несмотря на великолепие обеда, устроенного в помещении 1-го кадетского корпуса, и старания организаторов праздника, он обернулся скандалом. В отличие от крыловского юбилея, который был поддержан и властями, и образованным обществом, претензию Греча на аналогичное чествование литературное сообщество встретило в штыки. Все крупные писатели проигнорировали праздник; более того, некоторые откликнулись на него ироническими, гневными и язвительными комментариями. В такой атмосфере юбиляр не получил и официальной поддержки: он не был удостоен никакой награды, государственных сановников среди гостей тоже не оказалось. В довершение унижения Академия наук, невзирая на его звание члена-корреспондента, проигнорировала юбилей Греча, зато спустя всего два дня на своем торжественном годовом заседании 29 декабря спонтанно, без подготовки устроила чествование филолога А.Х. Востокова в связи с 50-летием его ученой деятельности[212].

Медленнее всего практика празднования профессиональных юбилеев проникала в церковь. Если в западноевропейской традиции, вне зависимости от конфессии, еще со времен Средневековья было принято отмечать юбилей рукоположения священнослужителей, то в России первым подобным событием, отпразднованным публично и сопровождавшимся высочайшими наградами и разного рода чествованиями, стало 50-летие архиерейской хиротонии митрополита Московского Филарета 5 августа 1867 г.[213]

«К сожалению, литературные юбилеи совершаются у нас редко. Смерть перебегает им дорогу», – печально заметил П.А. Вяземский 2 марта 1861 г. в речи на многолюдном банкете в Академии наук., посвященном 50-летию его собственной литературной деятельности[214]. Однако редкость юбилеев (не только литературных) на протяжении первого тридцатилетия существования этой традиции в России объяснялась скорее не недостатком долгожителей, но главным образом тем, что юбилейная сфера жестко контролировалась государством, и официального чествования мог быть удостоен лишь деятель, обладавший безупречной, с точки зрения властей, политической репутацией.

Новое царствование открыло куда больший простор общественной инициативе и, как следствие, развитию юбилейной культуры в России. К 1870-м гг. понятие «юбилей» перестало ассоциироваться только с 50-летием профессиональной деятельности; никого уже не удивляли чествования современников за 30– и 35-летние заслуги на том или ином поприще. Это привело к взрывообразному росту количества празднеств, так что в конце концов правительство было вынуждено ввести в этой области некоторое правовое регулирование. 6 февраля 1876 г. Александр II утвердил Положение о праздновании юбилеев, касавшееся 25-летних и 50-летних годовщин деятельности военных, государственных служащих и связанных с государством институций[215]. Что касается юбилеев профессиональной, общественной или художественной деятельности в негосударственной сфере, то на них никакая регламентация по-прежнему не распространялась.

В последней четверти XIX в. обращает на себя внимание группа 50-летних юбилеев поэтов «чистого искусства»: Я.П. Полонского (10 апреля 1887 г.), А.А. Майкова (30 апреля 1888 г.), А.А. Фета (28–29 января 1889 г.), – в которых отчетливо заметны аллюзии на крыловский праздник 1838 г. Само юбилейное чествование к этому времени приобрело значение едва ли не обязательного атрибута поэта, претендующего на вхождение в пантеон национальных классиков[216]. Однако тот уникальный консенсус, который сформировал атмосферу юбилея Крылова, в условиях стремительно усложнявшейся общественной жизни был уже недостижим.

Студенты-евреи, балтийские немцы и песни. Национальные конфликты в Императорском Юрьевском университете (1893–1895) [217]

Тимур Гузаиров

Статья посвящена конфликтам между студентами-евреями и балтийскими немцами в контексте русификации Императорского Дерптского/Юрьевского университета в 1893–1895 гг. Студенческие объяснения и деловые записки позволяют описать взаимоотношения между студентами, университетской властью и городской полицией. Анализ частного поведения, делопроизводства и решения конфликтов заставляет по-новому взглянуть на представления о дозволенном и неприемлемом, о соотношении между правилами и исключениями.

В 1889–1895 гг. в структуре Тартуского университета, в организации учебного процесса происходили реформы, связанные с политикой русификации северо-западной окраины Российской империи. Вместо немецкого официальным языком преподавания и делопроизводства должен был стать русский. (Полный переход, по прогнозам попечителя учебного округа Н.А. Лавровского, должен был завершиться к 1 января 1895 г.) В 1892 г. последний немецкий ректор Университета проф. римского права О. Мейков вышел в отставку и на его пост был назначен проф. славяноведения А.С. Будилович, который видел свою задачу в борьбе с «немцами на нашем “Окне Европы”»[218]. 27 февраля 1893 г. город Дерпт был переименован в Юрьев, Дерптский учебный округ – в Рижский, Дерптский университет стал называться Императорским Юрьевским университетом. После введения русского как основного языка обучения положение балтийских немцев в Юрьевском университете пошатнулось, часть немецких студентов и профессуры была вынуждена покинуть это учебное заведение