Трансформация войны - [86]

Вся стратегическая мысль конца XX в. основывается на представлении, что война — инструмент политики; и конечно, слава Клаузевица основана на том, что он был первый, кто выстроил теорию войны на основе этой посылки. Но именно потому, что Vom Kriege и производные от него сочинения исходят из того, что война является убийством ради определенной цели, они не могут, и никогда не смогут объяснить нам, что именно побуждает людей рисковать своей жизнью. Поскольку на любой войне причины, побуждающие войска сражаться, — решающий фактор, пришло время распрощаться со стратегией и заглянуть в человеческую душу.

Цели и средства

Суть войны заключается в сражении. Все остальные действия, совершаемые и происходящие в процессе ведения войны: сбор информации службой разведки, планирование, совершение маневров, снабжение — либо прелюдия к сражению, либо то, что эксплуатирует его результаты. Если использовать метафору, предложенную Клаузевицем, сражения и кровопролитие для войны — все равно что как деньги и расчеты — для бизнеса. Как бы редко сражения ни происходили на практике, только они наделяют смыслом все остальное.

Сражение лучше всего может быть истолковано как определенная взаимная деятельность сторон, но не тогда, когда одни люди отнимают жизнь у других, а когда рискуют при этом своей собственной. Уже начиная с XVIII в., существует традиция, в соответствии с которой офицеры должны присутствовать на поле боя вооруженными символическим оружием, например полупикой, пистолетом или офицерской тросточкой; в данном случае можно даже сказать, что для этих избранных представителей вооруженных сил война заключается только в том, чтобы быть убитыми. Хотя со временем мы привыкаем к постоянной опасности, к ней нельзя стать полностью равнодушными. Чем ближе мы подходим к полю битвы, тем явственнее становится ощущение пустоты вокруг нас и тем слабее над нами власть военной организации, от которой поступают команды. Засвидетельствовано много исторических примеров того, как старшина понуждал солдат к действию, подняв пику или пистолет; однако существует определенный предел принуждению, которое может быть применено в подобных ситуациях. Нет более ценной награды, чем жизнь, и нет наказания ужаснее, чем смерть. В точке столкновения до сих пор отдается эхом клич римских гладиаторов: «Ave Caesar, morituri te salutant»[54]. Те, кто смотрят смерти в лицо, вошли в царство, где над ними уже не властны смертные и где они уже не подчиняются ничему, кроме своей свободной воли.

Как бессмысленно задавать вопросы «почему люди едят», или «зачем они спят», так и сражение во многом не средство, а цель. В истории на каждого, кто выражал ужас перед войной, всегда находился тот, для кого война — удивительнейшее из приключений, которых удостаивался человек, вплоть до того, что впоследствии он в течение всей жизни докучал своим наследникам тем, что рассказывал им о своих подвигах. Вот всего лишь несколько примеров этого явления, относящихся только к нашему времени и принадлежащих нашей, западной цивилизации. Говорят, что генерал Роберт Ли однажды сказал: «Хорошо, что война так ужасна, иначе мы любили бы ее слишком сильно». Теодор Рузвельт ничто так не любил, как хороший бой (он очень много написал об этом предмете), и когда представилась такая возможность, возглавил первый полк волонтеров кавалерии США «The Rough Riders»[55] и отправился воевать с испанцами. Уинстон Черчилль всю юность участвовал в разных войнах, а в преддверии Первой мировой войны написал подруге письмо, в котором рассказывал, насколько его волнует, будоражит и приводит в трепет предстоящая война; в 1945 же году приближающееся окончание войны буквально заставило его почувствовать себя человеком, совершающим самоубийство. В свою очередь, Джордж Паттон однажды сделал откровенное признание в своем дневнике, как «сильно» он «любит войну».

Не следует думать, что это только личные странности великих людей, возможно, эксцентричные, но по большому счету несущественные. Напротив, вполне естественно, что люди, которым не доставляет удовольствия битва (или которые делают вид, что битва им чужда, — а это, по сути, то же самое), не смогут увлечь в нее других. Одной из причин того, что Паттон, Черчилль, Теодор Рузвельт и Ли считались великими военными лидерами, был явный факт, что для них сражение было той средой, в которой они жили полной жизнью. Наслаждаясь сами, они и подобные им военачальники, в какую бы эпоху и где бы они ни жили, своим примером умели вдохновить бесчисленное множество последователей, которые, вступая в бой, начинали понимать истинный смысл слов «волнение», «возбуждение», «восторг» и «исступление». Немногие из нас не подвержены этим чувствам, а те, кому они не знакомы, вряд ли заслуживают восхищения. Ряды тех, кто поведал человечеству о наслаждении войной, бесчисленны. В них входят даже те, кто, подобно британскому поэту эпохи Первой мировой войны Зигфриду Сассуну, впоследствии громче всех говорили о ее ужасах и тщетности.

Переходя от фактов к сфере вымысла, отметим, что «Илиада», «Песнь о Роланде» и «Песнь о Нибелунгах» — это всего лишь три примера из бессчетного множества литературных шедевров, темой которых была война. Все эти художественные повествования обязаны своей славой тому факту, что каждое из них, по сути, представляет собой хвалебную песнь тем, кто рисковал своей жизнью на войне, а также описывает подвиги этих героев. Опять же, начиная с барельефов дворца царя Ашшурбанипала, фризов Парфенона и заканчивая полотнами Рубенса, многие величайшие произведения изобразительного искусства самых разных эпох изображают людей и армии в разгар сражения. Когда бы не войны, или, вернее, борьба как таковая, полки многих книжных магазинов, посвященные истории, были бы почти пустыми. Уже Геродот, «отец истории», объясняет свое решение взяться за перо необходимостью записать сведения о «великих и славных подвигах» людей, под которыми, безусловно, он не имел в виду успехи этих людей в разведении домашней птицы. Позже его примеру последовали Фукидид и Тит Ливий — и это лишь двое из числа величайших авторов. С тех пор и до наших дней никогда не возникало сомнений, что война, вымышленная или реальная, не только «делает» историю захватывающей, но и сама история увлекательна только тогда, когда она связана с войной.