Трансформация - [6]

– Зачем мне отличать, если я буду знать? – печально сказала Лена. – Андрюша, я все понимаю, но ты потерпи, дай мне привыкнуть. Хорошо?

Зачет и в самом деле оказался формальностью. Кто пришел – все сдали, правда, не все пришли. Женщина, которую Андрей принимал за бухгалтера из троллейбусного депо (на самом деле, кажется, заведующая детским садом), уже на четвертой лекции не появлялась. Не пришла на зачет Марина, и на последнюю лекцию тоже; Андрей так и не спросил ее, поняла ли она то, что хотела понять.

В конце предпоследней лекции, в среду, Жуков раздал вопросы к зачету – меньше страницы печатного текста, – а на последней сообщил, что принимать будет не он. Водилу-дальнобойщика (вот тут Андрей угадал правильно) это почему-то сильно смутило, а впрочем, неудивительно: по возрасту он почти годился Андрею в отцы, последний экзамен сдавал, наверное, лет двадцать назад, и внезапное изменение планов выбило его из колеи.

– Мне, Андрей, не жить не быть – превращаться надо, – говорил он. – Не могу я с ними тягаться, да и ни один человек не может двое-трое суток подряд за рулем. А железяке – хоть бы хрен.

Андрей, чтобы поддержать его морально, остался до конца зачета, хотя сдал одним из первых. Дальнобойщик вывалился из аудитории последним, красный, как рак, мокрый:

– Ну, все, спихнул! Напиться теперь напоследок, что ли? Не составишь компанию?

Андрей был готов составить, но тут невесть откуда взялся Жуков.

– Что, все уже разошлись?

– Мы последние, – сообщил Андрей.

– Стенд копирования свободен. Если хотите, можно снять копии прямо сейчас.

– Ну, нет, с меня на сегодня хватит, – решительно заявил дальнобойщик.

Андрей согласился.

В заставленной электроникой комнате, куда его привел Жуков, двое сотрудников ИМЧ, которых Андрей мысленно обозвал "трансформаторами", усадили его в кресло, налепили датчиков на запястья, под колени, за уши. Потом один взял шлем, чем-то напоминающий гермошлем пилота, и опустил Андрею на голову. Со стороны лба он оказался утыкан какими-то острыми бугорками – впрочем, было не больно, ощущение чем-то напоминало шерстяную шапочку. Уши закрыло наушниками, на глаза опустился щиток. Потом в наушниках зазвучала какая-то музыка, замелькали вспышки перед глазами, а потом кусок действительности выпал из памяти Андрея.

Когда резкий писк в наушниках вывел его из транса, в комнате был только один "трансформатор".

– Уже всё? – спросил Андрей. Служитель кивнул. – Ничего не помню.

– Он тоже не помнит, – "трансформатор" поставил на стол серый цилиндр размером чуть меньше пивной банки, постучал по нему указательным пальцем. – Это – вы.

– Он что, все видит и слышит? – спросил Андрей, с опаской глядя на цилиндр.

– Видеть и слышать ему пока нечем. И вообще, это, так сказать, личность в замороженном виде, пока не включен тактовый генератор.

– А мне что дальше делать?

– Настройку корпусов сделают без вас. А вы подходите сюда же в понедельник с утра, – "трансформатор" дал Андрею пластиковую карточку с номером, – тогда и скажут.

Андрей вышел на крыльцо, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. Пока ничто не говорило о том, что у него пропадает воля к жизни. И есть хотелось, тем более что он из-за копирования задержался в институте дольше, чем рассчитывал.

Похоже, до понедельника он все-таки доживет, вон и этот тоже сказал…

Он пошел к остановке, на всякий случай держась подальше от края тротуара, – вдруг потянет броситься под машину?

Домой он добрался без приключений. Уже темнело, и Лена ждала его в полутемной кухне. Когда он вошел, она посмотрела на него с каким-то испугом.

– Ты что – уже?

– Нет. Еще, – ответил он.

– А когда?

– Понятия не имею, – он пожал плечами. – Сказали – подойти в понедельник с утра.

– А дальше?

– А дальше я хочу жрать. Есть в доме что съесть?

– Возьми в холодильнике, что хочешь. Нет, всё-таки, что потом? – она смотрела на него, ожидая ответа.

– Потом… Потом – я уже посчитал – через год куплю себе ракетный корпус, детей подкинем на недельку моей маме, а сами рванем на Марс! Скафандр тебе возьмем напрокат, посажу тебя к себе внутрь, и полетим.

Лена молчала – непонятно было, как она относится ко всему этому.

– Ленка, ну что ты?! Вся вселенная будет наша!

– А мне она нужна, эта вселенная? – она шагнула к нему.

Никогда им обоим так не хотелось жить, как в эту ночь и два выходных после нее.

Утром в понедельник в кабинете, начиненном электроникой, оказался совсем другой работник. Андрей подал ему карточку, тот равнодушно глянул на нее, нарисовал маркером какую-то закорючку и вернул.

– Первый этаж, двадцать третий кабинет, – сказал он. – Там скажут, что дальше.

Андрей спустился на первый этаж, нашел кабинет. На табло над дверью горела зеленая надпись "Войдите", и Андрей решительно вошел.

Первые полчаса рабочего времени Егорыч отвел себе на чистку и смазку оружия.

Оружие было экзотическое, можно сказать, музейное – пистолет Макарова; но и сам Егорыч был в институте своего рода экспонатом, реликтом давно ушедшей эпохи. (Или не ушедшей? И кто скажет, какая эпоха ушла, а какая задержалась с нами и не думает уходить?) Самые старые сотрудники, с почти сорокалетним институтским стажем, свидетели возникновения ИМЧ, помнили Егорыча таким же, как сейчас. "Егорыч с Макарычем" – так его всегда звали в институте, а зря, между прочим. "Макарыч" – не "Макаров". Внешне – точная копия, но оружие это не боевое, а травматическое. Стреляет резиновой пулей, а при попытке выстрелить боевым патроном разрывается ствол. У Егорыча был боевой "Макаров", но кто, скажите, в институте разбирается в оружии прошлого века?