Трали-вали - [3]

За три года он где только не был, что только не делал… И в городе жил, и в пригороде… И на чердаках, и в подвалах, и строительных вагончиках, и в сараях, и в вагонах метро, и в вентиляционных шахтах, везде. В форточки, когда в двери, на дачах, например, с ребятами воровать залазил, в гаражи, в торговые платки, на склады… Куда угодно пролезть мог, потому что худой был. За яркий цвет волос получил прозвище – «рыжий». И попрошайничал Рыжий, и у чистеньких пацанов деньги отбирал, если удавалось, и с прилавков на рывок воровал… Мёрз, голодал, болел, всякую дрянь на вкус и на голову пробовал, когда «молодой» был. Потом уж, опыт и авторитет приобрёл, сам решать стал: пить или не пить, курить или нет, и вообще… Бегать научился, прятаться, драться, боль терпеть, обиды запоминать… Только подлости терпеть не мог… А её вокруг было много. Когда не мог уже терпеть, уходил в другие стаи… Таких много вокруг. Сверху может и не видно их, а Рыжий видел. Знал, чем занимаются, кто у них крыша, кто хозяин, центровой, старший, их промысел, их территории. Только каждый раз, на новом месте, вновь шестёркой становится не хотелось, а так… Ментов не любил, бичей презирал, извращенцев всяких ненавидел, девчонок тоже. Всё остальное было терпимо. Порой, даже весело, и интересно. В последнее время подружился со Штопором.

Штопор молодой ещё, ребёнок, лет семь, кажется, или шесть, мелкий совсем, недавно прибился, вернее из дома сбежал, как и Никита когда-то. Ему трудно сейчас, пока он новенький здесь, все его специально шпыняют. Проверяют на вшивость, сбрендит или нет, расплачется, пожалуется… Игра у ребят между собой такая, как в мячик, чтоб не скучно… А что ещё делать, когда делать нечего? Вечера длинные, ночи тоже… Рыжий не стерпел, защиту над ним взял. Крышей стал. Как командир у него теперь, или как брат… Хотя, старшие, те, кому все дневную выручку отдают, они рынки держат, всё в округе, Гейдар, Эльнур, Гарик, Закир, ещё какие-то, всех пацанов «братьями» называют, при этом смеются… Рыжему это не нравится. Они не нравятся. Хитростью, вероломством, жестокостью… Могут пообещать, а потом отберут всё, ещё и пинка больно дадут, или в ухо, или на счётчик поставят за неуважение старших. Это сильно огорчало… Ещё и «дурь» у них… Разная и много… Приманка для многих. И деньги. Много денег. А им всё мало и мало. Смеются. «Бэхи» у них, баксы, тёлки… Всё, говорят, схвачено, все в кулаке. И смеются… Не зря их за глаза черножопыми зовут, потому что души у них здесь чёрные и мысли. Но Рыжий многое старался не брать в голову, как советовали старшие ребята, все, в общем. Живи, мол, учили, и другим не мешай. Ни с кем Рыжий поэтому и не дружил. Но маленького, юркого Штопора он почти любил, или совсем любил. Заботился. Штопор многого не понимал, делал зеркально, но его обманывали. Смеялись над ним, издевались… Пока Рыжий не подрался из-за него, жёстко, без слёз. За нож даже схватился. Тогда от Штопора и отстали. Поняли, у Рыжего, значит, крыша поехала. Псих, придурок. Нормальное дело. Отступили. Штопор правильно всё понял, Никиты теперь одного держится. Никите интереснее стало жить, веселее. Забота потому что хорошая есть, дело. Не дело – младший брат.

До этого Рыжий на трёх вокзалах жил, там и работал, воровал где что плохо лежит, и всё остальное прочее… Потом менты всех гонять стали. Приказ, сказали, какой-то сверху им пришёл, извините. В детприёмники стали пацанов забирать, отлавливать. Кого куда. Пришлось сменить место работы. Сейчас перебрался в другой район. Под другой крышей работает, на трассе. Стрелком.

* * *

Утро в оркестровом классе начинается всегда почти одинаково, с обмена новостями.

Сегодня также.

– Валентин, почему такой грустный? Екатерина обидела, да? Ух, она такая нехорошая! – участливо заглядывая Завьялову в глаза, спрашивает товарища Александр Кобзев, Валька саксофонист-альтушечник, намекая на Екатеринин порой крутой нрав. Завьялов такой большой, гора против неё, она такая маленькая, до плеча едва, а как начнёт на мужа наскакивать, когда разойдётся, смех смотреть. Но Завьялов, странное дело, её побаивается.

– Нет, он растроился, что бензин опять на заправках подорожал, – по принципу – у кого что болит подсказывает Геннадий Мальцев, тромбонист. – Кто сегодня был на заправке, заправлялся? – не дожидаясь ответа, немедленно делится впечатлением. – Скоро от колонки к колонке ездить будем. – Восклицает это с болью и в сердцах. – Благосостояние народа не растёт, а мы с американцами уже, гадство, ценами сравнялись. Представляете? Кошмар! Сегодня на заправку подъехал, ё моё, а там… Подсчитал – прослезился, калькулятор зашкаливает. Двадцать литров только и долил. – У Мальцева очень большая проблема, все это знают. У него самая крутая машина в оркестре, почти шестилитровый додж «Дюранго», джип. Красавец! Пятидверка… Цвет «чёрная ночь»! Тонированные стёкла! Не машина – самолёт. Но бензин жрёт, сволочь, особенно деньги, по-чёрному, по возрастающей кривой.

Музыканты обычно на работу приходят к 8.45 утра. Многие раньше, чтобы военную форму привести в порядок, пылинки какие сдуть, портупею надеть, блеск на обуви навести… Кому что. Некоторые за инструмент свой сразу берутся: губы размять, пальцы… Другие треплются: новостями обмениваются, либо свежими анекдотами делятся. Музыканты, одно слово.