Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [7]
Дальнейшие события вспоминаются мне с трудом: помню только, что я ощутил легкий укол в правый указательный палец, потом все вокруг меня поплыло и погрузилось во тьму. Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что лежу в своей кровати, все в той же старой доброй пижаме, и чем дольше я раздумывал над вчерашней встречей, тем дальше отступали воспоминания, постепенно я почти уверился в том, что вчерашнее происшествие было хотя и реалистичным, но все же бредовым сном. В этом я себя и убеждал, пока не дошел до рабочего кабинета, где ровным счетом ничто не свидетельствовало о ночной беседе, кроме того, что в первый момент мне почудился запах сигары. После того как я на некоторое время открыл окно, запаха больше не чувствовалось. Когда я прошел на кухню, то сначала мне показалось, что здесь кто-то побывал, однако свидетельства этого, в частности отсутствующая на полке бутылка красного вина или еще влажная посуда, были явно недостаточны, чтобы мне захотелось сделать из этого выводы.
Все эти события вряд ли стоили того, чтобы их так подробно расписывать, если бы на следующий день я не обнаружил в почтовом ящике новое извещение с почты. На этот раз мне ничего другого не оставалось, как отправиться в путь и получить на почте то, что меня ожидало. Это был довольно толстый пакет, который я незамедлительно вскрыл. В нем находилась объемистая рукопись, которая при ближайшем рассмотрении оказалась подлинником договора между Б. Кемпфером, с одной стороны, и мной — с другой. В подлинности моей подписи не было никаких сомнений, кроме одного — я не мог припомнить, чтобы я когда-нибудь вообще подписывал такой договор, тем более красными чернилами. Я был настолько удивлен, что застыл как вкопанный у окошка и был вынужден выслушать пару сердитых замечаний, прежде чем сообразил, где я и что творится вокруг. Я запихнул все обратно в конверт и поспешил домой, чтобы спокойно разобраться, что же здесь, собственно говоря, происходит. Словно во сне я брел по улицам, не замечая дорожного движения, и в голове моей рождались и множились мрачные мысли. Прибыв к себе на квартиру, я сначала отложил зловещий конверт в сторону, выпил стакан воды и попытался привести свои мысли в порядок, что мне никак не удавалось, несмотря на огромные усилия с моей стороны.
Наконец я снова взял конверт в руки, но если я надеялся, что документ тем временем испарится, то надежды эти были напрасны: красные пятна на конверте были по-прежнему на месте, равно как и договор, заключенный между Б. Кемпфером и мной самим. Мне потребовались две сигареты, прежде чем я, наконец, сумел прочитать договор и вникнуть во все детали; при первом ознакомлении он не производил плохого впечатления. Условия оплаты и сроки были скорее в мою пользу, а мои задачи были подробно и точно расписаны, так что я не мог пожаловаться на содержание договора.
Когда же я прочитал договор вторично, мне бросилось в глаза, что в нем содержится особый раздел, который явно не относился к основному тексту, а представлял собой нечто вроде дополнительной договоренности, которая, в частности, регулировала вопрос о штрафных санкциях на случай, если я не выполню своих обязательств, не важно по каким именно причинам. В качестве штрафа мне сначала грозила зубная боль, в случае повторного несоблюдения условий договора — утрата души на вечные времена. При этом там специально исключались все возможности обжалования этих санкций, что конклюдентно обосновывалось тем, что я подписал договор своей собственной кровью.
Чтобы только немного успокоиться, я немедленно отправил договор адвокату, с которым я обычно имел дело, однако я не послал ему дополнительное соглашение, так как мне совершенно не хотелось выглядеть смешным в глазах своих друзей. Ответ пришел сразу же и содержал заключение, что с чисто юридической точки зрения договор не вызывает возражений, однако мне настоятельно и по-дружески советовали в будущем консультироваться с адвокатом перед заключением договоров, что в данном случае я рассматривал пусть как неосознанное, но все равно неприятное умничанье. Несмотря на это я тут же позвонил адвокату, поблагодарил за помощь и обещал в будущем исправиться, спросив en passant (мимоходом. — Прим. пер.), какую юридическую силу имеют возможные дополнительные соглашения, если они точно так же составлены письменно и подписаны обеими сторонами. На это адвокат ответил мне любезно и однозначно, что в этом случае любые дополнительные соглашения, несомненно обязательны для исполнения.
Итак, теперь я был повязан договором с Б. Кемпфером, что обещало мне на ближайшее время высокий и постоянный доход, однако неисполнение договора было связано с конкретными последствиями, о которых я не имел точных представлений. Опыт минувших дней подсказывал, что вряд ли было целесообразно проверять реалистичность возможных санкций, поскольку я не испытывал нужды в ужасах и, прежде всего, в зубной боли, а о том, что может случиться со мной после утраты души, мне не хотелось даже думать. Признаюсь, что я испытывал страх и очень долго привыкал к этому состоянию, несмотря на то, что за работой неприятные воспоминания постепенно поблекли.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.