Трактат о любви. Духовные таинства - [28]

Читая и перечитывая его труды, приходишь к выводу, что основным вариантом истолкования Вечной Женственности был для него тот вариант, что это – Душа Мира, Небесная Церковь.

Если подумать, приходишь к выводу, что эта трактовка действительно самая предпочтительная. Один из центральных пунктов православной догматики состоит в утверждении, что у Христа при наличии двух естеств и двух воль только одна личность, то есть у Него есть единое и неразделимое божественное «Я». Но тогда неизбежно должно разворачиваться из этого «Я» в творческом процессе и Его Другое. Это бесспорно. Но почему этим Другим должна быть невещественная Церковь, Церковь как идеал и норма мироустроения? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, в чём состоит Отцовское задание, данное Сыну; что должно им «начать быть»? Как мы уже говорили, ссылаясь на Писание, сотворённая в шесть дней вселенная имеет назначение произвести необходимое Божьему Царству число святых, но земля не произведёт святых, если не будет земной спасающей души Церкви. Нужда в ней была так велика, что ради её создания Бог Сын взял на себя человеческую плоть, принял крестную смерть, воскрес, вознёсся и в день Пятидесятницы ниспослал на апостолов Святого Духа, положив этим её начало и став до конца времён её главой. Но Спаситель не учредил бы земной Церкви, именуемой «воинствующей», если бы прежде того Он не создал бы её небесный прообраз – Церковь «торжествующую», сказав о ней своё творящее Слово.

Земная Церковь существует во времени и пространстве, и в каждый исторический момент и в каждом географическом месте она несовершенна. Тем не менее она освящает человеческий род, ибо является проекцией совершенной и неизменяемой Небесной Церкви. Она и есть то, что Соловьёв назвал Вечной Женственностью. Неслучайно эта Небесная Церковь, принявшая облик прекрасной женщины, явилась ему в храме.

На изложенных сейчас соображениях и основана соловьёвская философия «половой любви». Напомним, что этот термин означает у него не физиологию, а просто «любовь между противоположными полами». Коротко говоря, это та любовь между ними, которая по своей сути подобна любви Христа к Небесной Церкви и ответной её любви ко Христу. Это земная проекция неземной любви между активным, волевым, принуждающим началом, которое представляет собой Христос и которое по этим признакам можно назвать мужским, и податливым, восприимчивым, пассивным началом, каким является лучшее создание Христа, Его торжествующая Церковь, и которое можно назвать по этим характеристикам женственным. Говоря о человеческой «половой любви», Соловьёв обычно имел в виду ту составляющую любви между мужчиной и женщиной, которая по своей природе есть земное подобие этой неземной любви. Таким образом, «ересь», наполняющая страхом ортодоксов и заставляющая их предавать Владимира Соловьёва анафеме, даже не читая его сочинений, оборачивается на поверку всего лишь переводом на язык философии известного каждому православному верующему тривиального тезиса о том, что «Церковь есть Христова невеста». В этой фразе уже содержится отождествление Церкви с женским началом, а поскольку речь идёт, конечно, о небесной Церкви, ибо несовершенная земная Церковь не может быть невестой Бога, то её естественно назвать Божественной Женственностью, что Соловьёв и сделал, часто заменяя эпитет «Божественная» эпитетом «Вечная», что вполне правомочно. Добавим, что возможность любви творца к своему творению понимали и язычники, создавшие легенду о скульпторе Пигмалионе, полюбившем высеченную им из мрамора Галатею, а конкретизацию этого сюжета по отношению к Христу и христианской Церкви прообразовательно и проникновенно даёт библейская Песнь песней.

Посмотрим, как излагает свою концепцию половой любви сам Владимир Соловьёв:

«Для Бога Его Другое имеет от века образ совершенной женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовывался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединиться. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность, которая не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий. Весь мировой и исторический процесс есть процесс её реализации и воплощения в великом многообразии форм и степеней.

В половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, эта божественная сущность получает средство для своего окончательного, крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека, способ самого глубокого и вместе с тем самого внешнего реально-ощутительного соединения с ним. Отсюда те проблески неземного блаженства, то веяние нездешней радости, которыми сопровождается любовь даже несовершенная и которые делают её, даже несовершенную, “величайшим наслаждением людей и богов” (латинское изречение). Отсюда же и глубочайшее страдание любви, бессильной удержать свой истинный предмет и всё более и более от него удаляющейся».

Необходимо заметить, что, по логике своей же концепции, Соловьёв должен был говорить здесь не о Боге вообще, а именно о Христе. Тогда всё было бы понятнее.