Трагедия капитана Лигова - [38]

Голоса их звучали певуче.

— Алоха! — ответил за китобоев капитан бота, который уже бывал на Гавайях. Когда шлюпка отошла от бота, Лигов спросил капитана:

— Что значит слово «алоха»?

— Гавайское приветствие, обозначающее в то же время и выражение дружбы, любви и пожелание всякого благополучия.

— Алоха! — проговорил Лигов, стараясь, чтобы и у негр это слово прозвучало так же приятно, благозвучно.

— Эх, черт возьми! — громко выругался Пуэйль. — Надо было с этими скуластыми на берег съехать.

— Для вас шлюпка готова, — сухо сказал капитан бота.

Пуэйль обещал быть к вечеру с добрыми вестями.

Лигов и Алексей отправились в город позднее. Весь день они бродили по его улицам — аллеям с многочисленными фруктовыми и мелочными лавчонками и крупными, солидных фирм, магазинами. Кокосовые пальмы своими широкими листьями отбрасывали приятную тень. Пышно росли высокие древовидные папоротники с ажурными листьями. Воздух был напоен ароматом цветов, которые буйно росли всюду и, казалось, пытались обогнать друг друга в красоте, богатстве красок и разнообразии благоухания.

На улицах — пестрый поток людей: полуодетые темнокожие гавайцы с приветливо поблескивающими глазами на широкоскулых, но правильных черт, лицах; гаваянки, с природным кокетством обернувшиеся в куски ярких легких тканей; китайцы в синих куртках, узких штанах и черных матерчатых туфлях на толстой подошве шли бесшумно, точно плыли, а лица были замкнутые, бесстрастные, словно они думали о чем-то далеком, нездешнем; звонко стучали гэта[4] японцы, похожие в своих кимоно на гигантских бабочек; мелькали черные лица негров, тонкие профили индусов… Заметно выделялись европейцы — моряки и китобои — англичане, испанцы, французы и других национальностей. Частенько встречались пьяные. Многоголосый говор на десятках языков сливался в странную мешанину, которая, однако, была понятна всем.

Город жил шумной, большой жизнью. Настроение Лигова испортилось.

— Каждый день приходят сюда корабли с трюмами, полными жира и уса, — сказал он Северову. — Нет только наших, русских. А могли быть.

— Будут, верю, что будут, — пытался ободрить друга Алексей.

Лигов и Алексей чувствовали себя одинокими. Усталые, они вернулись на бот еще до захода солнца. Вахтенный доложил, что их ждут. Алексей воскликнул:

— Кажется, этот проходимец Пуэйль действительно окажет нам помощь!

Но Северов ошибся. У капитана бота сидел незнакомый китобоям пожилой человек с темным от загара лицом и светлыми льняными волосами. Кое-где в них едва заметно поблескивала седина. Голубые глаза на простом широком лице смотрели приветливо.

— Ольхов, — с волжским акцентом назвал себя человек, оказавшийся бывшим торговым представителем Российско-Американской компании в Гонолулу.

Китобои обрадовались встрече с русским человеком в этом далеком от родины краю, а его волжский говор звучал для них как самая приятная музыка.

— Капитан бота сообщил мне о цели вашего приезда, — сказал Ольхов. — И я буду рад помочь соотечественникам в их предприятии.

— Фердинандо Пуэйль имеет с нами договоренность, — сказал Лигов.

— Неоднократно слышал о нем. — Ольхов постучал пальцами по столу, не скрывая своего неодобрения. — Но он не имеет здесь солидной репутации. Приобрести шхуну будет очень трудно, хорошую, конечно, шхуну.

— Почему же?! — с тревогой спросил Алексей.

— Заметно оживление китобойного промысла. Ходят какие-то смутные слухи о новом гарпуне. — Ольхов говорил спокойно, ясно произнося каждое слово. — К тому же новая американская компания Дайльтона все больше оказывает здесь влияние на все китобойные дела.

— Компания Дайльтона? — переспросил Лигов.

— Да, — кивнул Ольхов и улыбнулся. — Пусть это вас особенно не тревожит. Мы сможем для вас кое-что сделать. Я слышал, что, кроме китобойного снаряжения, вам нужен еще и гарпунер.

— Очень, — только и смог выговорить Лигов, проникаясь симпатией к этому волжанину, так не похожему на своего растерянного коллегу из Ново-Архангельска.

— Завтра к концу дня жду вас у себя. — Ольхов поднялся, опираясь на трость. Он слегка прихрамывал.

Все вышли на палубу. Над судном лежала тихая тропическая ночь. В черном бархатном небе звезды казались особенно яркими. Они отражались в такой же темной, как небо, воде Жемчужной бухты. С берега, усыпанного огнями, доносилась музыка. Издалека чувствовался аромат нагретых за день солнцем растений и цветов.

Было очень тихо… Лишь изредка всхлипывала вода у борта «Компаса». Покачивались в темноте судовые огни кораблей, стоявших на рейде.

Шлюпка с Ольховым, отойдя от бота, растаяла в темноте. Только вода у весел и за кормой шлюпки вспыхивала бесчисленными голубоватыми огоньками.

…Ольхов оказался прав. Явившийся утром Пуэйль, со следами ночной попойки на лице, часто облизывая пересыхающие губы, хвастливо сообщил:

— Я вам достал шхуну, капитан Удача. Шхуна достойна вас.

— Так едемте ее смотреть, — нетерпеливо сказал Алексей.

— Прежде освежим глотку! — Пуэйль направился в каюту. Вернулся он с посоловевшими глазами и нетвердо спустился в шлюпку. Матросы дружно налегли на весла, и шлюпка быстро помчалась по нежно-голубой бухте в дальний ее угол. Пуэйль всю дорогу без умолку болтал о том, каких трудностей ему стоило заполучить шхуну для русских китобоев. Лигов не слушал его, рассматривая китобойные суда, мимо которых они проходили. Большинство были американские, несколько норвежских и голландских. «Будут ли когда-нибудь стоять здесь и русские китобои?» — подумал капитан и не ответил на свой вопрос, отвлеченный словами Пуэйля: