Трагедия капитана Лигова - [233]

— Пошли, друзья!

Все двинулись от берега за капитаном. Но едва они вышли к землянкам, как Кошкарев, шагавший рядом с Клементьевым, сделал спутникам знак остановиться, не шуметь.

От землянки Кошкарева к реке шел Мэйл, он осторожно вел Настю и что-то тихо говорил. Девушка доверчиво опиралась на руку негра. Джо вел Настю к берегу реки, к тому месту, где Настя камешками разбивала в воде отражение луны…

4

Поздней осенью китобои вернулись во Владивосток. Трюмы заполнили бочонки с ворванью и кипы уса. Перебрались во Владивосток Тамара с дочкой и Настей, Северов с детьми. Снова шумно и оживленно стало в доме на склоне сопки. Клементьев немедленно отправил «Надежду» в Нагасаки. Дела задержали Георгия Георгиевича в городе, и он намеревался нагнать шхуну в море.

Петер Абезгауз вечером направился в «Зеленый попугай». Это был один из самых дешевых и подозрительных кабачков, где собирался всякий сброд — спившиеся матросы, торговцы наркотиками и контрабандой, доступные за гроши женщины.

Фердинандо Пуэйль, около недели ожидавший во Владивостоке судно капитана Клементьева, с большим трудом разыскал штурвального. Просмотрев, когда тот сошел с «Геннадия Невельского», испанец долго бродил по берегу. Но когда начал накрапывать дождь, он не выдержал и подошел к трапу. Нахохлившийся вахтенный, занятый свертыванием папиросы, хмуро выслушал Пуэйля и ничего, кроме имени штурвального, не поняв, махнул рукой в сторону города:

— Нет немца… Давно с борта ушел. — Но, заметив, что испанец его не понимает, перешел на дикую смесь иностранных слов: — Абезгауза ноу, ноу… Мию штурвальный… А куда делся, так год дэм его знает…

Пуэйль все-таки понял, что Абезгауза нет на китобойце. Кивком поблагодарив вахтенного, он направился в город. Осенний вечер наступил рано. Было холодно. Пуэйль ходил из кабачка в кабачок, время от времени согреваясь стопкой вонючей, но дешевой и крепкой рисовой водки.

Уже отчаявшись встретить в этот вечер Абезгауза, испанец хотел вернуться в гостиницу, как его внимание привлек шум, доносившийся из переулка. Опытным ухом испанец определил, что рядом кабачок. Завернув за угол, он оказался перед тускло освещенными окнами «Зеленого попугая».

Пуэйль вошел в низкую залу. Свет нескольких керосиновых ламп бессильно боролся с клубами табачного дыма и кухонного чада. Гул голосов, звон посуды, нестройное пение и визгливый смех женщин оглушили Пуэйля. Но все же он решил здесь посидеть, согреться и немного выпить. Пробираясь между столиками, отыскивая свободное место, он услышал, как кто-то по-немецки грубо выругался, и обернулся на голос. У стены за совершенно свободным столиком сидел, мрачный человек, видимо моряк.

Пуэйль, взглянув на моряка, от неожиданности прищелкнул языком. Да это же Абезгауз! Моряк выглядел именно так, как его описывал Джиллард. Те же бакенбарды, те же сердитые серые глаза в бесцветных ресницах.

Отстранив женщину, которая стояла перед ним, Пуэйль шагнул к столику и сказал по-английски:

— Добрый вечер, герр Абезгауз!

Моряк удивленно поднял рыжеватые брови, долго и вопросительно смотрел на Пуэйля, пытаясь вспомнить, встречались ли они когда-нибудь. Потом отпил из стакана и продолжал молчать.

— Можно присесть? — указал Пуэйль на свободный табурет.

Абезгауз молча кивнул и принялся за трубку, которая лежала на столе рядом с бутылкой вина, уже наполовину пустой. Пуэйль присел к столу, отыскивая глазами официанта. Но к нему уже, извиваясь между столиками, бежал человек в грязной синей куртке. Пуэйль заказал бутылку рому и закуску.

Абезгауз без стеснения рассматривал испанца. Продрогший Пуэйль стал согреваться. На его желтом лице выступил румянец. Погладив подбритую полоску усов, Фердинандо дружелюбно, как старому приятелю, сказал:

— Джиллард посылает вам привет!

Штурвальный кивнул, не то благодаря, не то соглашаясь. «Черт возьми, немец, кажется, не из разговорчивых», — додумал Пуэйль, соображая, как подступиться к Абезгаузу.

Когда перед испанцем оказалась пузатая с длинным толстым горлышком темная бутылка рому, он налил два стакана и, подняв свой, сказал:

— За ваше здоровье!

— За ваше здоровье, — буркнул Петер.

Они выпили, и снова — молчание. «С этой мумией можно промолчать весь вечер», — обозлился Пуэйль. Теперь он с неприязнью рассматривал багровое вытянутое лицо немца. Петер пил, не отказываясь. Когда оба захмелели, Пуэйль спросил штурвального:

— Что же вы не поинтересуетесь, как живет Джиллард? — и, помолчав, добавил: — Он очень благодарит вас за письмо о Стардсоне.

Последние слова испанца явно взволновали Абезгауза. Он вынул из губ трубку, кашлянул и спросил:

— Откуда вы знаете мистера Джилларда?

— Представителя компании Дайльтона, лучшей компании среди китобоев? — продолжал Пуэйль, подливая ром в бокал собеседника. — Между прочим, эта компания собирается строить новый флот, паровой. Китобойцы будут сильнее «Геннадия Невельского».

Абезгауз не скрыл своего удивления осведомленностью испанца.

— Откуда вы знаете о «Геннадии Невельском»?

— Я же инженер-судостроитель, — убедительно солгал Пуэйль и, нарочито горячась, добавил: — Пригласили сюда меня русские строить суда, а у самих ничего нет. Стапелей приличных нет. Работать у русских — это значит рисковать своей репутацией. Прав был Джиллард, когда ругал русских. Мы жили с ним в одном отеле в Нагасаки. Номера наши были рядом. Тогда он много хорошего о вас рассказывал.