Трагедия Цусимы - [8]
— Что? Что такое?
— Мобилизация всего наместничества и Забайкальского округа!..
— Мобилизация — еще не война! Полковник только свистнул.
— Уж это — «ах, оставьте!» — у нас приказа о мобилизации боялись… вот как купчихи Островского боятся «жупела» и «металла». Боялись, чтобы этим словом не вызвать войны! Если объявлена мобилизация — значит, война началась! значит — «они» открыли военные действия!..
— Дай Бог, в добрый час! — перекрестился я.
— То-то… дал бы Бог!.. — мрачно ответил он. — Ведь я-то знаю: на бумаге и то во всем крае 90 тысяч войска, а на деле — хорошо коли наберется тысяч 50 штыков и сабель…
Сна как не бывало. Весь поезд поднялся на ноги. Все собрались в вагоне-столовой. По правилам столовая закрывается в 11 ч. вечера, но тут она была освещена; чай подавался без отказа; поездная прислуга толпилась в дверях; все ждали следующей станции, ждали, что из пассажиров (военных и путейцев) кто-нибудь узнает что-нибудь более определенное.
В томительном ожидании миновали два полустанка. Станция. Говорят, была внезапная атака на Порт-Артур, но ничего положительного… В 4-м часу утра на какой-то станции села дама, жена служащего на дороге. Сообщила, что Артур едва ли не взят уже, что она едет в Харбин вынуть вклад из банка, забрать, что можно, ценное из харбинской квартиры и спасаться в Россию. По ее словам, японцы несколько дней тому назад начали выезжать из городов Маньчжурии, но ничего не продавали и почти не ликвидировали дел, а поручали имущество надзору соседей и говорили: через неделю, в крайности дней через 10, опять будем здесь с нашими войсками.
Заявления дамы вызвали протесты и недовольство. Публика не желала верить ее мрачным предсказаниям и начала расходиться.
— Проклятая ворона… — ворчал полковник, — стоит её слушать! Пойдемте спать!.. Впрочем, погодите, я брому спрошу в аптеке…
Следующий день принес мало нового. Однако из сбивчивых слухов и сведений выяснялось мало-помалу, что японцы первыми открыли военные действия против Порт-Артура. На чьей стороне оказался успех — разобрать было невозможно.
Выскочив на платформу в Харбине (большая остановка, помнится, около получаса), я неожиданно столкнулся со старым знакомым по Дальнему Востоку, нашим (эскадренным) поставщиком М. А. Г.
— Откуда и куда?
— Из Артура, а куда — не знаю! Помогаю, как могу, провожаю жен, детей… Все бросили, бегут… совсем сумасшедшие…
Действительно, на путях станции стояло два огромных, видимо, наспех составленных поезда из вагонов всех трех классов и даже четвертого (для китайцев, чернорабочих), идущих на север. Они были битком набиты: сидели, лежали не только на диванах, на скамейках, но и между ними, даже в проходах… Преобладали женщины и дети. Тут же были нагромождены какие-то узлы и просто кучи вещей, в которых перепутывались и предметы роскоши, и предметы самой грубой, насущной необходимости… Видимо, хватали, что попало под руку… У многих не было ничего теплого… Толпа китайцев вела у вагонов бойкий торг меховыми (часто подержанными) куртками, грошовыми чайниками, какими-то подозрительными съестными припасами… Платили деньгами, кольцами, браслетами, брошками… Какая-то вакханалия грабежа, умело пользующегося еще не остывшей паникой… Местное начальство, само захваченное врасплох, было по горло завалено своим делом. Водворять порядок пытались какие-то добровольцы — офицеры и чиновники, да те пассажиры и пассажирки, которые не совсем еще потеряли головы или уже опомнились… То тут, то там раздавались истеричные рыдания, отчаянный призыв врача к больному ребенку, мольба о помощи…
— Знакомое дело! как при боксерах! — заявил вдруг один из наших спутников, рослый путеец, обращаясь к нам, пассажирам экспресса. — Ну, господа, выворачивайте чемоданы! A la guerre comme a la guerre! придет нужда — сами возьмем, не спрашивая, где придется!
И, право странно, какую силу убеждения имеет вовремя брошенное слово: чемоданы были действительно вывернуты. Башлыки, фуфайки, меховые шапки, валенки, даже белье — все в несколько минут перешло из экспресса в поезда беглецов… И как неловко, и даже жутко, а вместе с тем хорошо и тепло было на сердце, слушая эти отрывочные, полные смущения, но зато и глубокого чувства слова благодарности…
Г. не выворачивал чемоданов (у него у самого их не было), но зато выворачивал карманы, а когда содержимое их иссякло, принялся писать чеки, которые ходили в Маньчжурии не хуже золота…
Перед отходом экспресса я обратился к нему с вопросом:
— Куда вы теперь?
— С ними же, дальше…
Но тут мы на него напали и стали доказывать, что ехать на север ему нет расчета, что теперь-то и настало время, когда в Порт-Артуре дела делать, когда его присутствие там необходимо. Особенно наседал полковник Л. Думаю, однако, все мы несколько лукавили и не столько заботились о выгодах Г., сколько хотели сохранить для себя очевидца событий, о которых, в пылу благотворительной горячки, не успели расспросить его толком.
Однако же Г. поначалу был неумолим.
— Нет, господа, война — ваше дело, а я штатский и смирный человек и совсем не хочу, чтобы меня зря убили. Поезжайте себе воевать, а я поеду туда, где безопаснее…
Художник Владимир Семенов, известный своими иллюстрациями к «Слову о полку Игореве», а также сериями открыток, посвященных истории Москвы, обратился на этот раз к русскому доспеху. В своих работах он оживил страницы прошлого, изобразив русских воинов в привычной для них обстановке, в красочном и достоверном боевом убранстве. Каждая открытка сопровождается кратким, но емким описанием. Конечно, эта работа не претендует на то, чтобы ее рассматривали как научное пособие или типологический справочник, задача ее другая — показать возможно шире и разнообразнее старинные русские доспехи, представить тот изобразительный материал, которого так недоставало всем тем, кто любит русскую историю и культуру.
«— Говорит Альберт Эйнштейн. — Кто? — переспрашивает девичий голосок… — Простите, — отзывается девушка. — Я ошиблась номером. — Вы не ошиблись, — возражает Альберт». Вот так, со случайного звонка 17-летней Мими Бофорт Альберту Эйнштейну в его 75-й день рождения, начинается «поистине чудесный роман, виртуозно балансирующий на грани между фактом и вымыслом, литературный бриллиант чистой воды» (Иэн Макьюэн). Школьница из Нью-Джерси возрождает в почтенном корифее тягу к жизни — а он, в свою очередь, раскрывает перед ней свой мир.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга автора популярных работ по истории Германии Анны Марии Зигмунд посвящена Адольфу Гитлеру. Несомненно, она будет интересна широкому кругу украинских читателей. Здесь предлагается глубокий анализ причин, приведших Адольфа Гитлера к власти, основанный на новейших исторических документах. Автор с блеском развенчивает сомнительные теории по этому вопросу, существующие даже в серьезной исторической литературе. В то же время прекрасный язык книги превращает исторический анализ в увлекательное повествование. Книжку автора популярних праць з історії Німеччини Анни Марії Зигмунд присвячено Адольфу Гітлеру.
Настоящее издание предпринято по инициативе бывшаго воспитанника Университета Св. Владимира, В. В. Тарновскаго, затратившаго много лет и значительныя средства на приобретение всяких памятников, касающихся этнографии и археологии юго-западнаго края. В собрании Тарновскаго находятся 44 портрета различных лиц; все они войдут в наше издание, составив 1-й отдел его, распадающийся на пять выпусков.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Осенью 1962 г. Соединенные Штаты и Советский Союз подошли как никогда близко к глобальной ядерной войне.Для силовой поддержки потока советских торговых судов, доставлявших на Кубу советский военный персонал, вооружение и боевую технику, ВМФ СССР отправляет в Карибское море четыре дизельные подводные лодки. На каждой лодке, помимо обычного штатного вооружения, имеется по две торпеды с ядерной БЧ. Когда лодки оказываются вблизи Кубы, за ними начинают охоту противолодочные силы Атлантического флота США.Книга Питера Хухтхаузена повествует о событиях второй половины 1962 г. — о пике Карибского ракетного кризиса.
1 августа 1900 года русские войска с боем вошли в Пекин.«Мы не знали, что ожидает нас за воротами. Мы не знали, какие силы встретят нас на гигантских стенах Пекина. Но мы знали, что за этими грозными стенами уже два месяца томятся европейцы с женами и детьми, которых нужно во что бы то ни стало освободить, — вспоминал участник похода. — Гром и молния орудий, резкие залпы наших стрелков, беспорядочная стрельба китайцев и грозный рокот русских пулеметов — это был первый штурм Пекина русскими. Ровно в 2 часа пополуночи ворота пали…»Теперь этот подвиг почти забыт.Эта война ославлена как якобы «несправедливая» и «захватническая».Эта победа — последний триумф Российской Императорской армии — фактически вычеркнута из народной памяти.Тем ценнее свидетельство ее очевидца — военного журналиста Дмитрия Янчевецкого (кстати, родного брата прославленного исторического романиста В. Яна), — увлекательные воспоминания которого о первом походе русских на Пекин мы публикуем после векового забвения.
Сразу после Второй мировой войны Советский Союз был втянут в череду непрекращающихся конфликтов по всему свету – на азиатском, африканском и южноамериканском континентах, в пустынях, джунглях и непроходимых лесах. Упоминания об этих "незнаменитых" войнах редко появлялись в открытых источниках, их ветераны давали подписку о неразглашении, победы и подвиги замалчивались, а бесценный опыт так и не был востребован. Даже после распада СССР подобная информация публиковалась крайне скупо, обрывочно, разрозненно.