Трагедия армянского народа. История посла Моргентау - [65]

Когда мы прибыли в посольство, толпы людей так и не разошлись. Люди ждали, чем закончится мое вмешательство. Когда я сказал, что отправить на Галлиполи придется только пятьдесят человек, причем выбирать будут молодых, они в первый момент были ошеломлены. Сначала они ничего не поняли: люди ожидали, что мне удастся добиться некоего видоизменения приказа, но на такое не смели и надеяться. Когда же до них дошла правда, я тут же очутился в центре совершенно обезумевшей толпы, только на этот раз люди не рыдали, а радовались. Женщины, утирая струившиеся по щекам слезы, падали на колени и целовали мне руки. Мужчины, несмотря на мои яростные протесты, заключали меня в свои крепкие объятия и целовали в щеки. В течение нескольких минут я безуспешно сражался с благодарной толпой. С большим трудом мне все же удалось вырваться и закрыться в кабинете с Бедри.

– Могу я все же взять нескольких знаменитостей? – спросил он.

– Я дам вам одного человека, – ответил я.

– Но мне нужно три.

– Можете брать любых не старше пятидесяти лет.

Это его не удовлетворило, поскольку ни одной знаменитости такого возраста он не знал. Бедри «положил глаз» на господ Вейля, Рэя и доктора Фрю. Но у меня была для него только одна знаменитость «в рукаве», которую я намеревался уступить. Это доктор Виграм – англиканский священник, один из самых выдающихся людей в иностранной колонии, обратился ко мне с просьбой. Он буквально молил позволить ему ехать вместе с заложниками, чтобы предложить им утешение, которое может дать только религия. Я знал, что ничто не сможет доставить доктору Виграму большее удовольствие, чем стать тем самым «куском», который удовлетворит тягу Бедри к знаменитостям.

– Доктор Виграм – единственный выдающийся человек, которого вы можете получить, – сказал я Бедри.

Пришлось префекту полиции довольствоваться этим.

Советник американского посольства Гофман Филип, ныне он американский посол в Колумбии, уже выразил желание сопровождать заложников, чтобы по возможности оказать им помощь. Такое проявление гуманизма было не новым для мистера Филипа. Он не обладал крепким здоровьем, но тем не менее вернулся в Константинополь после вступления Турции в войну, чтобы помочь мне в заботе об интересах иностранных жителей страны. В этот весьма сложный период он неизменно проявлял симпатию к несчастным, больным и бедным, которая была неотъемлемой частью его личности. И хотя сам факт вмешательства представителя посольства в такое предприятие с точки зрения международного обычая весьма спорен, мистер Филип высказал такое горячее и искреннее желание, что я нехотя согласился. Я также получил разрешение сопровождать партию для Артура Рула из «Кольера» и Генри Уэст Сайдема из бруклинского «Игла».

Бедри все же постарался отыграться. Хотя все пятьдесят человек были проинформированы, что пароход на Галлиполи отправится на следующее утро ровно в шесть часов, он вместе с нарядом полиции в полночь обошел все дома «жертв» и вытащил их из постелей. Поэтому люди, собравшиеся на следующее утро на причале, выглядели весьма помятыми и потрепанными. Естественно, Бедри тоже был на причале, надзирая за процессом погрузки, а подойдя ко мне, он еще раз, правда беззлобно, попенял мне за то, что ему пришлось довольствоваться только одной знаменитостью. В целом он вел себя вполне прилично, хотя не удержался и сказал заложникам, что британские самолеты бросают бомбы на Галлиполи. Из двадцати пяти «англичан» только двое родились в Англии, а из двадцати пяти «французов» во Франции родились тоже двое. У «жертв» были ранцы с едой и необходимыми вещами, собравшиеся на проводы родственники тоже несли тюки, а миссис Моргентау прислала на корабль несколько больших ящиков с едой. Расставание молодых людей с семьями было грустным, но все держались мужественно.

Вернувшись в посольство, я чувствовал себя очень уставшим – сказывались волнения последних дней – и был совершенно не готов к чести, которая меня ожидала. Всего лишь через несколько минут после прихода мне доложили о прибытии его превосходительства посла Германии. Вангенхайм немного поговорил на отвлеченные темы, после чего перешел к цели своего визита. Немецкий посол попросил меня телеграфировать в Вашингтон, что он оказывал эффективное содействие в снижении числа заложников до пятидесяти. Учитывая реальное состояние дел, его требование звучало настолько абсурдно, что мне лишь с большим трудом удалось сохранить невозмутимость. Я отлично знал, что, выразив формальный протест великому визирю, Вангенхайм собирался в дальнейшем воспользоваться преимуществами этого акта, но не ожидал, что он будет действовать так оперативно.

– Ну ладно, – сказал Вангенхайм, – вы хотя бы телеграфируйте своему правительству, что я не hetz турок в этом деле.

Немецкий глагол «hetzen» означает примерно то же самое, что английский глагол «sic» – подстрекать, науськивать, применительно к собаке. У меня не было настроения помогать Вангенхайму, о чем я ему и сказал. Я даже специально доложил в Вашингтон, что он наотрез отказался мне помочь. Через день или два Вангенхайм позвонил мне по телефону и заговорил взволнованно и гневно. Оказывается, его правительство сообщило ему о моей телеграмме в Вашингтон. Я объяснил, что, если он желает пожинать лавры за помощь кому бы то ни было, прежде надо эту помощь оказать.