Траектория полета - [19]

Я сделала долгий вдох, набрав в легкие воздух, полный ароматов соли и весенних цветов, и вспомнила тот вечер, когда дедушка вошел в мою комнату, взял меня за руку и сказал, что мой папа отправился на небеса… Хотя, судя по подслушанным позже сплетням, мы вряд ли его там встретим.

– Он не оставил записки. Но тетя Марлен говорила, он сделал это потому, что любил маму, как огонь любит сухое дерево. У них не получалось жить вместе, но и друг без друга они не могли. К тому времени они уже были в разводе, но, наверное, отец считал, что пока Берди не замужем, она все еще принадлежит ему.

Я откинулась на спинку сиденья и посмотрела в ясное ночное небо. Звезды ярко сияли – казалось, их можно рукой коснуться, если дотянешься.

– Что самое печальное, мама никогда не переставала его любить, как ни старалась забыть о нем. Наверное, правду говорят…

– Что говорят?

– Что сердцу не прикажешь.

Некоторое время Джеймс пристально смотрел на меня.

– Мою жену застрелили при уличном ограблении. Случайно. Ночью на углу случайной улицы.

Услышав боль в его голосе, я поморщилась и тут же пожалела, что это сделала.

– Зачем вы мне это говорите?

Джеймс пожал плечами:

– Не знаю. Мне показалось, я должен был вам рассказать. Может, из-за того, что смерть вашего отца оказалась такой же неожиданной, как и смерть моей жены… Как самоубийство без записки. Такое трудно осмыслить.

Я смотрела в его лицо и чувствовала – он хочет сказать что-то еще, однако не торопила. Наверное, не хотела знать о его жизни ничего, кроме происхождения фарфора его бабушки. Я хорошо усвоила, что жизнь вообще хаотична и запутанна, и намеревалась упростить свою настолько, насколько возможно.

На миг я отвернулась.

– Я заеду за вами завтра утром без десяти десять. Поедем к дому дедушки, и я спрошу Берди, не помнит ли она ту суповую чашку. Вряд ли я получу ответ, так что будьте готовы рыться в шкафах и даже на чердаке. И если не найдем, проведем остаток дня, просматривая каталоги лиможского фарфора. Возьмите с собой ноутбук. Иногда, просматривая старую рекламу лиможского фарфора, можно натк-нуться на путеводную нить.

– План ясен. – Джеймс держал руку на над опущенным стеклом дверцы, не давая мне отъехать. – Мне понравилось то, что вы сказали: сердцу не прикажешь. Многое объясняет.

Он отошел, ничего больше не говоря, и с печальной улыбкой помахал мне рукой. Секунду я смотрела на него в зеркало заднего вида, гадая, что он имел в виду, и сердясь на себя за то, что меня это взволновало.

* * *

Мою машину как будто и не требовалось направлять к дому тети Марлен. Хотя я выросла у деда – кроме того краткого периода, когда Берди была замужем за отцом Мейси и мы жили у него, – я провела бо́льшую часть времени в доме сестры моего отца. Она не вышла замуж и называла своей семьей коллекцию скульптур да свору дворовых собак, что вечно ходили за ней по пятам. Ни те ни другие не просили ее ни о чем и никогда не огрызались – два преимущества в сравнении с замужней жизнью, и она не собиралась их ни на что менять. Разве что только если бы ей встретился мужчина, похожий на Пэта Сейджака. Тетя обожала «Колесо фортуны» и обычно называла ответ гораздо раньше, чем игроки.

Дочь и сестра собирателей устриц, Марлен была худа, как хлыст, но достаточно сильна, чтобы помогать взрослым выбирать сети или стоять часами, вскрывая створки устриц – чем она и занималась все старшие классы и лет до двадцати, пока не скопила достаточно денег и не открыла собственный бизнес. После долгих лет, проведенных под солнцем Флориды, кожа ее так сморщилась и задубела, что, как говорила Берди, ею можно было обивать мебель. Или починить проколотую шину. Несмотря на то что они были связаны друг с другом благодаря отцу, подругами мать и Марлен так и не стали. Впрочем, Берди, кажется, ничуть не волновало, что я больше тянулась к тете.

Гирлянды мелких лампочек, обернутых вокруг деревьев и стратегически расставленных столбов, освещали посыпанные ракушечником тропинки и вдоль них – бетонных херувимов, греческих богов и богинь, гномов и прочих мифических существ. Самым примечательным из них было Лох-Несское чудовище. Несмотря на то что Марлен покрасила скульптуру в фиолетовый цвет и годами устанавливала ее в центр первого плана, Несси так и не обрела хозяина. Испытывая к ней жалость, Марлен перенесла ее ближе к дому и поставила среди остальных отвергнутых статуэток в садике у крыльца. Помню, девочкой я взбиралась ей на спину. У меня до сих пор остались от этого шрамы на коленках.

Дом представлял собой совершенно хаотичную структуру. Его фундамент и основное здание возвели, вероятно, около двадцатых годов прошлого века, но потом десятилетиями добавляли различные пристройки, нисколько не беспокоясь ни о форме, ни о дизайне, и красили всегда в один и тот же розовый цвет, похожий на микстуру от тошноты.

Над передним крыльцом мигала голая лампочка. Когда я припарковала машину на дорожке, Марлен вышла из дома в компании четырех тявкающих псов разных размеров и неопределенных пород. У меня на глаза навернулись слезы, когда я увидела ее в своей обычной униформе – футболка, джинсы и шлепки.