Традиция и Европа - [7]

Кроме того, тезис об этрусской цивилизации как об антиподе римской не является чем–то новым. Про это в 1870 г. Уже писал швейцарский филолог и археолог духа Бахофен; этот вопрос был поставлен Мишеле и снова французом Пиганьолем в1917 г. Он составляет основу недавней и весьма дискуссионной работы Грюнведеля. В некоторых своих аспектах он снова появляется также и у итальянских писателей, как у де Санктиса и Моссо, и, что любопытно, им забавляются при помощи различных интерпретаций нашей истории на «расистской» основе. Более того, этот тезис, кажется, действует и в литературной сфере. Недавняя интересная новелла австрийского писателя Франца Шпунды «Ромул», драматизирующая, так сказать, внутреннюю историю начала римской истории, основана именно на противоположности символов орла и волка силам создания Рима, а также силам этрусского мира Матерей, к которому принадлежал и Ромул, но откололся от него, утверждая высший принцип.

Каковы же противоположности между Римом и Этрурией, которые можно рассматривать как символы цивилизации?

1. В этрусской цивилизации господствовал фатализм. Верно, что этруски, кроме богов природы и земли (к которым предыдущие исследователи сводили весь религиозный горизонт этрусков), знали мир небесных божеств, господином которых был Тиния. Сами эти небесные божества — dii consentes — не обладали подлинной автономией, а были подобны теням, от которых истекала отталкивающая оккультная сила с непреложным законом — diisuperioresetinvoluti. Всё это противоположно практически героической концепции жизни, свойственной Риму. Этруски чувствовали силу судьбы настолько, что предвидели мрачный конец своего государства. Римляне верили в вечность своей империи и непреодолимое исполнение всего, что они твёрдо решили.

Возражения, что греки также верили в судьбу, которой были подвержены даже олимпийцы, и что в ходе эллинизации римской цивилизации римляне поддерживали эти идеи, только могут сместить акцент этой проблемы. Напротив, греческая история развивается через противоречия, похожие на представленные римской историей. Роль этрусков по отношению к Риму играл субстрат концепций и культов доэллинских аборигенов, главным образом пеласгов, по отношению к дорийско–ахейским завоевателям. Именно к этому субстрату относятся элементы, проявившиеся во всей греческой цивилизации, но они негреческие и только лишь оказали влияние на оригинал, т. е. дорийско–ахейский, греческий дух.

2. У римлян было ясное и аристократическое видение потустороннего мира, очень близкое к духовности «олимпийского» типа, свойственной периоду всех великих индоевропейских цивилизаций (среди которых лучше всего известна как раз дорийско–ахейская гомеровского и догомеровского периодов). Они не боялись смерти. Они полагали, что великих людей и героев ждёт привилегия обожествлённого и яркого бессмертия (концепция dei semoni), а других — тихий, но безболезненный и не вызывающий страха уход в существование Эреба, или в таинственные безличные силы жизни данного рода (лары, пенаты). У них была ясная система ритуалов, которая по–мужски регулировала отношения между людьми и богами — опять же, без страхов или рабского унижения. С другой стороны, среди этрусков господствовало чувство демонического: «страх подземного мира выражен в фигурах, изображающих ужасных демонов дьявольских средневековых представлений, — таких, как ужасное чудовище Тухулха». Путеаль[12] алтаря бога Конса, [13] понимаемый как страшные врата для выхода подземных сил, за которыми демон земли ждал крови, проливаемой в играх на арене цирка, часто напоминает этрусский алтарь.

3. Противоположны друг другу были римские и этрусские ритуалы, римские авгуры и этрусские гаруспики. Мы не будем вдаваться здесь в подробности, потому что нам пришлось бы затронуть слишком специализированную область. Что уже само по себе значительно — это легенда, согласно которой этрусская дисциплина, наука гаруспиков, вовсе не имела «небесное» происхождение, а была поведана демоном земли Тагесом. Кроме этого, эта дисциплина, чьи книги, согласно римским свидетельствам, были наполнены «ужасом и страхом», демонстрирует сильные аналогии с халдейской жреческой наукой, самой по себе более или менее фаталистической и лунно–математической, далёкой от солнечной и героической духовности Египта. В целом, в этом отношении этрусский тип будет противоположен римскому, как жрец–заклинатель — священнику–патрицию, воину или одухотворённому pater familias. Сами этрусские архонты — лукумоны — утверждали, что являются «сынами Земли».

4. Дальнейшая противоположность — это та господствующая роль, которую среди этрусков имели женщины, иногда доходящая до настоящего превосходства. У этрусков сохранились пережитки матриархальных обычаев, называние сына по матери, а не по отцу (или в первую очередь по матери), согласно обычаю пеласгов, средиземноморско–азиатского доэллинского и доарийского народа, которые, как и этруски, придавали женщине религиозную власть (согласно Моссо). Жёсткая римская система отцовского права, patria potestas, находится с этим в ярком контрасте. Сан и влияние «матроны» в Риме, согласно этому взгляду, —не столько подлинно римская черта, сколько отметка предыдущей и отличной цивилизации, к которой также относится легенда о Танаквиле — этрусская легенда, чей глубочайший смысл состоит в том, что царский сан опосредован женским принципом.