Традиции русской государственности и современность - [4]

Мы взяли византийскую модель. Эта модель симфонии. Да? Симфонии, то есть согласия. Симфония, симфония -- согласие. Смысл этой модели заключается в том, что во всех духовных делах светская власть уступает пальму первенства духовной власти. А, напротив, в светских делах… А в духовных делах -- светская власть. То есть, они друг другу, так сказать, уступали. Светская в духовных, духовная в светских делах. Такое вот согласие, симфония. Но на практике, конечно, на практике все было не так. И главным был тот, у кого был, говоря сегодняшним языком, больше ресурс. А больший ресурс был у светской власти. Это понятно. И поэтому, взяв эту модель, мы как бы изначально уже подчинились тому, что светская власть сильнее духовной. Поэтому влияние Церкви и, вообще, духовного начала в русской политической истории ощущается меньше, чем, например, в западной, европейской истории. Причем, интересно, что и на Западе центр духовной власти в Риме, а центр светской власти где-то там, на севере, за Апеннинами, в Европе северной почти для Рима. А Византия, как потом у нас на Москве, дворец императора и дворец патриарха находились рядом. И у нас, как мы знаем, всегда патриаршая власть или митрополичья власть всегда находилась примерно там же, где был главный суверен, глава светской власти. Это принципиально важно для формирования институтов. И так пошли развиваться наши институты изначально. Что еще очень важно сказать о начальных таких стадиях формирования институтов, что по сей день играет роль. Наверное, вы знаете, был такой замечательный русский философ в первой половине двадцатого века. Он умер, умер в эмиграции, во Франции. Николай Александрович Бердяев. Да, очень известное такое, прекрасное имя. И этот человек однажды сказал. Он был, вообще, мастер афористических высказываний. Он сказал, что русскую историю съела русская география. Что он имел в виду? Дело в том, что наши с вами предки, восточные славяне, начали строить цивилизацию в тех местах, где, в общем, никто до них не строил. Если, например, германские, арийские народы, которые пришли из северной Индии и с иранского плоскогорья в Европу, они заселили территорию бывшей Римской империи, уже окультуренную и с хорошим климатом, где уже развивалась не одна цивилизация с очень высоким потенциалом, с большими достижениями, то наши предки в силу исторических особенностей, исторического процесса, извиняюсь за тавтологию, оказались вот в этой северо-восточной Европе заснеженной. Тогда двенадцать месяцев зима, остальное лето. Где плохие почвы. Снега, лес. И ничего нету. И в этом смысле мы оказались в очень бедных территориях, очень трудных для проживания, для развития экономики. Об этом обо всем я говорить не буду, потому что на этот счет существует, на мой взгляд, гениальная книга относительно недавно умершего профессора Московского университета, Леонида Васильевича Милова. Академика, профессора, "Великорусский папа и особенности русского исторического процесса". Это великая книга, которая показывает нам, чтоб мы вообще нос особенно не задирали. Мы ведь любим, любим говорить, что в наших недрах таится вся таблица Менделеева, что у нас там треть минеральных ресурсов, по статистике ООН, всего человечества. Возможно, это и так. Но мы живем бедно тем не менее. И Леонид Васильевич показывает, как формировался русский человек и институты власти в этой бедной, холодной, северной среде. Это первая попытка человечества строить цивилизацию на севере. Мы не запад и не восток. Мы север. И никакие Гольфстримы до нас не доходят. Здесь очень холодно, несмотря на все потепления климата сейчас. А пятьсот и тысячу лет назад было гораздо холоднее. И эти необъятные пространства с малым населением, без культурной подосновы. То есть никто до этого по существу здесь не занимался культурной цивилизационной работой. Все это привело к тому, что одним из основополагающих качеств русской истории является ее бедность материальная. И громадные незащищенные наши территории. Громадные территории, потому что русский человек распространялся по тем направлениям, в общем, где он не встречал никакого сопротивления. Знаете, что наши предки дошли до Тихого океана. Причем без государства, сами казаки пошли и дошли. Потому что никакого сопротивления, по существу, не было. Оно было только на Западе, на север некуда было идти. Там мы уже все освоили практически, побывали там уже. Северный Ледовитый океан. А границы наши открыты. Такой проходной двор. И кочевники туда-сюда. И кочевники туда-сюда. И мы не островное государство, никаких гор нету. То есть все это вместе взятое дает нам очень такую сложную и не всегда приятную, не всегда удобную природно-климатическую стартовую площадку и по развитию русской истории. Мы должны об этом помнить.

И в этих условиях, в этих условиях, при общей бедности, и при том, что мы всегда были открыты, да и по сей день открыты для разных нападений, поскольку ничем не прикрыты природно, был очень маленький прибавочный продукт. То есть люди производили, но из того, что можно разделить и инвестировать в дальнейшее развитие, оставалось очень мало. И из-за этого выросла роль государства. Поскольку богатство мало и на них претендентов много, то исторически так сложилось, что государство сказало: лучше я буду контролировать и раздавать. Лучше я буду определять меру потребления, меру раздачи, меру сохранения и так далее. И куда инвестировать небольшие ресурсы. И это тоже одна из подоснов развития такого особого государства. Такого особого типа власти, который у нас.