Товарищи офицеры - [8]

И тогда капитан сказал что-то такое, что солдаты заулыбались. Потом уже Климов узнал, что сказаны были самые простые, домашние слова: «Ну, вот и поздоровались. Хорошо». И в самом деле, дальше все получилось хорошо. Солдаты будто и не приметили минутного смущения, а также и того, что лейтенант, здороваясь с ними, позабыл отдать честь.

«Не волнуйтесь, — говорили их взгляды. — Видите, капитан у нас веселый. А мы — обыкновенные солдаты. Мы многое можем простить: ведь бывает, и командиру приходится оступиться… Вы-то сами не из тех придир, что не прощают солдату даже маленьких ошибок?»

Нет, на этот раз лейтенант никому не сделал замечаний. Прошел вдоль строя. Каждый громко назвал свою фамилию. Абдурахманов. Гребешков. Ивасев. Никитенко… Каждый по-своему присматривался к лейтенанту, и только скуластый сержант, стоявший на правом фланге, глядел хмуро.

Это был Крученых — помкомвзвода Климова. Он будто бы предвидел, что неопытность лейтенанта ляжет на сержантские плечи двойным грузом: не всякий непорядок сумеет доглядеть этот красивый лейтенантик, а если и доглядит, то не спросит с виновного, как положено…

4

С прибытием в часть молодого выпускника на год старше становятся остальные офицеры. И в этом тоже причина их расположения к новичку. Товарищам-взводным приятно, что в батальоне появился кто-то помоложе их самих: в сравнении с новичком они могут выглядеть бывалыми командирами. Офицеры постарше, выслуга которых неоспорима, встречая выпускника, невольно припомнят и свою офицерскую молодость. Если новичок, вроде Климова, слишком юн, то и юность эту, вздохнув, ему простят поначалу опытные ветераны.

Кроме всего, Вадим был свежим человеком.

— Ну, как там Москва? — спрашивали у него. — Это верно, что в Кремль свободный вход? А в Мавзолей?

— Говорят, и для пехоты галстуки введут. Не слышал? Когда? — интересовался щеголеватый лейтенант из первой роты.

— Падаждешь! — отвечал ему, опережая Климова, черноволосый взводный Артанян. — Тэбе и стоячий воротник не трет. Вот Лобастову — другое дело — нэпременно апаш необходим!..

Молодость ищет дружбы, как и любви, с первого взгляда. Смуглолицый крепыш армянин, чья фамилия так похожа на знаменитую мушкетерскую, и Лобастов, великан с простодушно-нагловатым лицом, казались такой неразлучной парой, которой недостает только тебя, третьего мушкетера…

Климову повезло. Артанян оказался в одной с ним роте. Взводный из первой Лобастов частенько наведывался к приятелю. И оба не сторонились новичка и по-своему вводили его в курс гарнизонного бытия.

— Ну, как тэбе Болотинск? — спрашивал Артанян. — Квартиру снял? Хозяйка молодая?

— За квартиру больше двухсот не плати — закон! — деловито советовал Лобастов.

— Ну, как тэбе монастырь? Нравится? — интересовался Артанян.

— Мало от него осталось, — жалел Климов. — Наверное, он не представляет исторической ценности?

— Представляет частично, — отвечал Артанян. — Штаб батальона знаешь? В прошлом веке там девицы жили, монашки. Князь Волконский по веревочной лестнице лазил к своей возлюбленной — из Петербурга приезжал!.. А вторая историческая ценность — это главные ворота. Потому что через них каждый день является на службу Саша Лобастов…

…В середине декабря офицеров вызвали на совещание в штаб батальона. Комбат задержался в дивизии, и его пришлось ожидать.

В широком коридоре бывшей монастырской гостиницы безбожно дымили папиросами молодые офицеры.

— Не знаете, о чем говорить будут? — спросил кто-то.

— Будут тэбе объяснять, как обеспечить чистоту в казарме, и особенно — в тумбочках. Неисчерпаемая тематика! — оказал Артанян.

— А я слышал, что приказ министра…

— О сокращении рабочего дня?.. Вот еще часик подождем и на совещании часик — и как раз четырнадцать часов уплотненного времени!

— Беззаконие. Закон, — сказал Лобастов. — Мы не где-нибудь, а в армии. — Он, старый взводный, сказал это с удовольствием правонарушителя, знакомого с кодексом.

Климов улыбнулся. Влюбленный в суровую военную красоту, он верил, что все это говорится лишь в шутку.

— Нет, приказ важный, — возразил Артаняну лейтенант Борюк, до этого не проронивший ни слова. — Насчет противоатомной подготовки. У саперов читали.

Борюк был командиром первого взвода и парторгом в роте Ермакова. Был вместо ротного замполита. Климов слышал, что он на «ты» с Ермаковым, и это внушало уважение, как и весь его диковатый облик запорожского казака: смуглое лицо, орлиный, с горбинкой, нос и челка черных прямых волос, косо опустившаяся до бровей. Все в нем было правильно и по-военному красиво. Где-то в душе Климов даже пожалел, что не сошелся поближе с этим человеком, а выбрал друзей немножко «вольнодумцев».

Как бы в подтверждение важных слов Борюка, со двора донесся шум круто затормозившей машины. Через минуту в коридоре громко хлопнула входная дверь.

— Вот он, появился наш термоядерный комбат! — тихо сказал Артанян. — Тэлега застрял…

Климов опять улыбнулся. Майор Бархатов — солидный и деловитый — шел к офицерам, сжимая под мышкой черную кожаную папку. Все смотрели на комбата и на его папку. Никто не ожидал добра от этой папки…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ