Товарищи офицеры - [41]
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— …Что бы там ни говорили, а за боевую готовность батальона шкуру не с кого-нибудь, а с меня спустят. Учения на носу. Так что, будьте любезны, содержать аппаратуру в полнейшей чистоте, и народу к ней — допускать минимум.
Так, по привычке правильно и спокойно, говорил майор Бархатов. Но Климов, слушавший его, не верил ни правильности его, ни спокойствию.
Еще со времени инспекторской проверки лейтенант разочаровался в солидной «начальственной» внешности майора Бархатова, а теперь, в лагере, солидность превратилась в нездоровую полноту пожилого человека, стоило лишь вспомнить гибкую, сильную Валентину Юрьевну, вспомнить ее глаза, ее смелую, похожую на полет птицы, девичью походку.
Не верил Климов правильности майора. Говорит о боевой готовности — и всячески ограничивает, мешает обучению людей. «За пределы автопарка не выезжать. После шестнадцати ноль-ноль опечатывать и ставить часового…»
Не верил спокойствию. Потому что не ускользало от внимания ни одно нервное движение, ни беспокойная искра в глазах, ни словечки, новые для майора: «шкуру спустят», «учения, черт возьми, на носу»…
Майор заметно осунулся в лагере, с трудом скрывал нервозность. Климов все видел, потому что — понял это теперь — наблюдал за майором с холодным любопытством соперника.
«Повторяю, черт возьми… В директиве сказано: «Обеспечить подготовку механиков». А сколько — не сказано. Учебных программ нет»…
Становилось стыдно, что еще недавно, до инспекторской, с восторгом слушал мудрого майора. А удивлялся — ей: ведь она знала его ближе! Ближе и не один год…
Наступил день командирской учебы, и Климов знал, что весь этот день пробудет рядом с майором. Лейтенанту дали шесть часов, чтобы познакомить офицеров с новой аппаратурой. Шесть часов! С солдатами они пролетали незаметно…
Жаркий, как все в эту пору, солнечный день. После недолгой теоретической части, проведенной прямо под соснами автопарка, офицеры с удовольствием залезли в прохладные будки-кузова «Циклопов». Машины разъехались на небольшие дистанции. Высунули кверху тонкие Т-образные антенны; стали пробовать связь. Специалиста Климова захватило в свою будку батальонное начальство.
— Не отпущу, пока не примете зачета! — пошутил майор Железин.
Тесная будка наполнилась ровным, шмелиным гудением нагревающейся аппаратуры; вспыхнул и стал переливаться красноватым сиянием выпуклый неоновый глаз «Циклопа».
Климов старательно объяснил назначение многочисленных рукояток, стрелок, лампочек… Вспотел; в будке было не жарко, но рядом, близко, как никогда, дышал майор Бархатов.
— «Казбек», я — «Вулкан», — позвал Климов в микрофон. — Как слышите?
Потом, пользуясь тем, что в будке трудно повернуться глазами к начальству, сказал:
— Я схожу на «Казбек»… Барахлит. А вы следите за этой стрелкой. Чтобы не отклонялась за красную черту…
— Слушаюсь! — сказал Железин, надевая наушники.
— Проще пареной репы, — усмехнулся Бархатов. — Что они там, на «Казбеке»?
…«Казбек» стоял в кустах, в сотне шагов от «Вулкана». На «Казбеке», где собрались взводные, Артанян рассказывал анекдоты. Из аппаратной будки доносился его характерный акцент:
— …Мы академиев не кончали… Два класса церковноприходской школы и девятнадцать лет командирской учебы. Девушка спрашивает: «Читать умеете?»
Климов обиженно прервал рассказчика:
— В чем дело?
— Растем над собой, товарищ руководитель! — офицеры с шутливой почтительностью вытянулись перед Климовым. Кто-то ударился головой о потолок будки — кажется, Лобастов.
— Почему же у вас… — Климов не сумел настроиться на шутливый тон. — «Вулкан» вызывает, а вы…
— Потому что о вас соскучились, товарищ руководитель, — объяснил Артанян в том же почтительном тоне. — Небось и вам надоело с начальством?.. А связь, пожалуйста!.. — Он повернул черную блестящую рукоятку, и в наушниках оглушительно забился знакомый и непохожий голос замполита.
— «Казбек», я — «Вулкан». Как слышите?
— Я — «Казбек». Слышу отлично, — ответил Артанян и, закрыв микрофон ладонью, прибавил: — Опасно для барабанных перепонок!..
Поведение Артаняна на командирских занятиях показалось Климову, по меньшей мере, странным. Хотя и вызволил его Артанян из тягостного плена — общества начальников… Но зубоскалить, издеваться? Когда и над чем?.. Или потому, что скоро в академию, а на батальон — наплевать?
Вечером, в палатке, Артанян сам напомнил об утренних занятиях:
— Ты и солдат своих так учишь? — спросил, как бы между прочим.
— Как? — не понял Климов.
— А так. На сокращенных дистанциях. Зачем «Циклопы», если можно просто кричать. Как в кино: «Эй, Охапкин, сними трубку! Говорить будем!»
Климову не пришлось утруждать себя объяснениями. Артанян сам прекрасно знал обо всем. Он давно и глубже, чем Климов, невзлюбил майора. Разве таким должен быть командир? Бумажная крыса, а не начальник, этот Бархатов!.. А о технике как он судит? По числу неоновых лампочек и никелированных пластинок? Ермакову так и сказал: «Видите, как здесь все отполировано, а вы хотите целую роту учить!»
Климов не ожидал, что сам вступится за майора:
— Но все же он по-своему добросовестный…
Артанян даже скрипнул зубами, но Климов оградил себя нескромным вопросом:
