Товарищи китайские бойцы - [30]

— Правильно говоришь, — сказал командир. — И ты правильно сделал, что пришел к нам. Ты нам подходишь.

Такой был первый разговор у Ли Чен-туна с командиром китайского батальона Пау Ти-саном. Ли рассказал нам о нем спустя сорок лет.

— Зачислили меня по приказу; как полагается, — продолжал свой рассказ Ли, — дали винтовку, обмундирование и приказали нести дежурство у входа в штаб, никого без пропуска в здание не допускать.

Мы пытались выяснить у Ли подробности о Пау Ти-сане. Что он знает о его прошлом, о том, как Пау попал во Владикавказ, как стал командиром?

Ли подробностей не знал. Он знал только, что Пау Ти-сан был родом из Мукдена — «солдаты его мукденцем звали»— и что бойцам комбат приходился по душе. Им нравилось, что мукденец говорит по-русски не хуже любого русского, что у него среди русских командиров много друзей, что он читает русские газеты, толстые русские книги и обо всем, что ни спросишь, — знает.

— Но, — говорил Ли, — наш командир не делал из своих знаний подставки, чтобы возвыситься над солдатами, или перегородки, чтобы отделиться от них. Нет, солдаты всегда видели в мукденце старшего товарища. Он и выслушать человека мог, и совет дать мог, а если нужно было, то отчитать как следует тоже мог.

Более обстоятельно о китайском комбате сумели рассказать нам старые владикавказцы: друг Пау Ти-сана. ныне полковник в отставке, Павел Иосифович Кобаидзе; старая большевичка Александра Ильинична Сологуб, в боевые августовские дни 1918 года работавшая связной между китайским подразделением и другими отрядами, дравшимися в Курской слободке; бывшие красногвардейцы Звягин, Неуворуев, Козыров, Кучиев и многие другие.

Людей, знавших Пау Ти-сана, мы встречали не только в Орджоникидзе. В Тбилиси нам рассказала о нем Вера Эрнестовна Гегечкори — жена грузинского героя гражданской войны Саши Гегечкори, в Ереване — генерал-майор Алексей Кириллович Кесаев, начавший свой боевой путь подростком в революционном осетинском отряде своего отца — знаменитого Кирилла Кесаева, в Ташкенте — Ида Львовна Турич, муж которой Богдан Макарович Балаев в двадцатых годах был комиссаром Владикавказского китайского батальона, в Москве — Тамара Михайловна Резакова, в прошлом сотрудница издававшейся во Владикавказе большевистской газеты «Народная власть».

Так, на основе многих описаний сложился у нас образ Пау Ти-сана. Это был человек лет тридцати, невысокого роста, крепкий, быстрый, порывистый, излучающий энергию, с живым интеллигентным лицом и прямым смелым взглядом проницательных черных глаз. Всегда подтянутый. Поверх черной кожаной тужурки — маузер, подарок С. М. Кирова. И всегда — зажатая в зубах короткая пенковая трубка.

В отличие от других своих соотечественников, заброшенных ветром революции к подножью Казбека и обходившихся полутора — двумя десятками русских слов, Пау Ти-сан говорил по-русски совершенно свободно.

Это поражало всех встречавшихся с ним. Нам излагали биографию Кости — так звали друзья китайского командира — в самых различных вариантах, хотя точно никто ничего не знал. Говорили, что какой-то царский генерал не то после Боксерского восстания, не то после русско-японской войны привез Пау Ти-сана подростком в Тифлис, что Костя учился там в гимназии, а потом бежал из генеральского дома, попал в Петроград и в Петрограде примкнул к революции…

Слышали мы и то, будто Пау Ти-сана, когда он был ребенком, привез в Петербург ученый путешественник, не то географ, не то геолог.

А еще кто-то рассказывал, что Пау Ти-сан в юности жил во Владивостоке, был матросом на судах дальнего плавания, объездил весь мир, знал английский язык не хуже русского.

Словом, много чего рассказывали, и трудно было установить, что в толках о прошлом Пау Ти-сана было правильным и что неправильным.

Просто, видимо, никто из тех, с кем мы встречались, по-настоящему Пау Ти-сана о его юных годах никогда не расспрашивал.

Зато его боевые дела проходили на глазах у всех. И тут разнобоя в мнениях не было: здорово воевал; удивительной отваги был человек; и организатор прекрасный.

Расспрашивая о командире китайского батальона, мы одновременно расспрашивали и о его комиссаре. Ли Чен-тун рассказал нам, что первым комиссаром был русский товарищ, которого бойцы из-за очков называли «комиссар четыре глаза». Фамилии его Ли не помнит. Помнит только, что молодой был и очень старательный, целые дни проводил с бойцами. Бывало, как кончатся строевые занятия, придет в казарму, позовет переводчика и читает газеты, рассказывает что-нибудь, на разные вопросы отвечает. Или принесет картинки, вырезанные из журналов, и показывает: вот в такой-то стране люди так живут, а в такой — так… Много чего узнали от него солдаты.

Нам долго не удавалось установить фамилии первого комиссара Владикавказского китайского батальона. Но однажды мы получили письмо из Киева от Екатерины Кузьминичны Черненко. Узнав через «Литературную газету» о наших поисках, она внесла в этот вопрос ясность. В 1918 году Екатерина Кузьминична служила во Владикавказском китайском батальоне медицинской сестрой, хорошо помнит многих. Помнит и комиссара батальона — Евгения Еленевского. Ему было тогда года 23–24.