Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества - [51]

Оставалась лишь самая малость — реализовать этот его прекрасный новый воображаемый мир. Адольф догадывался, что обожающая его «масса» — это не венская проститутка, дверь которой открывается без скрипа и за небольшую мзду. Прежде всего нужно было отыскать эту дверь, а уж потом попытаться в нее проникнуть. И Адольф начал свои поиски. Он стал посещать заседания палаты депутатов, присматривая себе стартовую площадку. Но в парламенте не было «массы», там были личности, хоть и довольно мелкие. Впрочем, именно в стенах этой говорильни, где даже антисемиты после смерти их вождя Люгера утратили свой пыл, Адольф нутром ощутил, что отношения с евреями и к евреям могут стать государственной политикой и что евреи, если их не остановить, проникнут куда угодно, включая немецкий парламент.

Более боевой антисемитский дух царил в рабочих и нерабочих «кружках» и группах, сборища которых он начал посещать одновременно с заседаниями палаты депутатов. В «кружках» каждый мог говорить все, что угодно, но Адольф поначалу молчал, вживаясь в новую в его реальной жизни атмосферу и в особенности жизни на публике. Его интересовало, что объединяет этих людей, заставляя их тратить свой досуг на собрания и встречи, не приносящие им никаких земных благ. Вскоре он понял, что многие люди обладают избытком энергии, не востребованной их пресным бытом, скучным и часто бесплодным трудом, будничной рутиной. В их объединениях не было единомыслия, и лишь в одном они были единодушны — в своей ненависти к евреям. Это был еще один важный довод в пользу того, что воинственный антисемитизм относится к мощным факторам, способным сплотить всех немцев вокруг «вождя», знающего путь к избавлению от еврейского засилья.

В то же время Адольф понимал, что «вождь» народа не должен ориентироваться только на темные инстинкты «массы». Нужна была также светлая, благородная идея. И однажды ему показалось, что он ее нашел: ему в руки попался журнальчик со странным названием — «Библиотека защитника прав белокурого человека». Его издавал и бесплатно распространял как раз в пятнадцатом городском районе, где жил Адольф, некий Йорг Ланц фон Либенфельс, бывший аристократ и бывший католический монах. Мысль о возможности племенного отбора людей поразила Адольфа. Вот то поистине светлое будущее, которое можно уверенно обещать «массе», — превращение ее в огромное и могущественное племя красивых и вечно молодых белокурых людей, огнем и мечом вытесняющих из дряблой Европы и даже со всей планеты не только евреев и цветных, но и все прочие человеческие отбросы.

Адольф часами просиживал перед зеркалом в своей крохотной комнатушке, и временами ему казалось, что его темные волосы светлеют. Он был даже готов поседеть, чтобы полноправно влиться в белокурое сообщество. Посетил он и автора прельстившей его идеи. Впоследствии Ланц вспоминал, что молодой, бледный и скромный Адольф был очень внимателен к его пояснениям, стараясь не пропустить ни единого слова и, конечно, не замечая, что временами его «учитель» просто смеялся над ним, над собой и над своими собственными «идеями». Тогда еще над всем этим можно было смеяться.

9

Воображаемый мир Адольфа стал от всех этих новых веяний намного интереснее, и он уходил в него в любой момент, когда позволяли обстоятельства, когда можно было отвлечься от житейской суеты. Так было и в тот вечер, когда он увидел на улице непонятную личность, нагло заглядывающую в освещенные окна. До этого момента Адольф никогда не видел «лиц кавказской национальности», и все черноволосые, темноволосые и длинноносые люди были в его представлении евреями или цыганами. Не так давно покинувший Россию Коба был в каком-то длинном, не по-здешнему теплом и не по-здешнему скроенном пальто. Быстрорастущая густая и жесткая щетина затемнила его щеки и подбородок, а отделившиеся пряди длинных темных волос свисали из-под полей темной шляпы, как пейсы.

Увидев перед собой такую картину, Адольф, не отличавшийся острым зрением, как-то сразу «почувствовал» присутствие еврея: «фигура в длинном кафтане и с пейсами» — как вспоминал он впоследствии. А тогда он подумал: «Неужели ЭТО может быть немцем?!»

Когда же он увидел, вернее, ощутил, отблески звериной ненависти в пожелтевших глазах Кобы, он понял, что перед ним Враг, грязный еврейский низколобый Враг его любимой белокурой «массы», и этот Враг, судя по силе его ненависти, горящей в глазах и концентрирующейся в каком-то остром и противном запахе, активен и опасен.

С этого момента все в сознании Адольфа стало на свои места. Он понял, что все евреи, в том числе и те, кто втерся к нему, Адольфу, в доверие, кто лицемерно ему помогает и вообще благотворительствует, а также его любимые певцы и актеры, являются членами единой тайной организации инспираторов и подстрекателей, навязывающих «массе» свою волю, и что здесь, в Вене, как он потом напишет в своем тюремном откровении» под названием «Моя борьба», они уже зашли слишком далеко и «хладнокровно, бесстыдно, расчетливо руководят проституцией, театром, газетами и журналами».

После этого своего открытия он несколько дней был в шоке, поскольку подтверждения добытой им истины шли сплошным потоком. Ведь даже его постельная неудача была несомненно спланирована евреями, по указаниям которых подконтрольные им опытные проститутки пытаются навязать молодым белокурым вождям, а иным себя Адольф уже и не представлял, неуверенность и ощущение собственной неполноценности.