Товарищ сержант - [2]

Первый бой с вражескими танками батарея приняла во второй половине дня. Но сначала опишу местность, где мы оборонялись. В тылу наших огневых позиций протекала речушка, за ней небольшой городок. Впереди простиралась широкая и очень длинная — более полукилометра — поляна. К поляне справа и слева подступал непроходимый для танков сосновый бор. На дальнем краю поляны начинался кустарник и густое мелколесье. За сосняком, что справа, темнела лента шоссейной дороги. Ее, как мы знали, перекрывала батарея 501-го гаубичного артиллерийского полка.

Часов до четырех дня мы, по-прежнему очень экономно, продолжали вести огонь с закрытых огневых позиций по целям, которые видел только комбат со своего наблюдательнего пункта. Потом он передал по телефону: «Фашистские танки прорвались вдоль шоссе. Готовьтесь встретить». Лейтенант Комаров приказал нам изготовиться для стрельбы по танкам прямой наводкой. Наступила томительная пауза. В панораму прицела я еще и еще раз осматривал свой сектор обстрела, повторял про себя дальности до ориентиров — рыжего глинистого бугра и одинокой сосны, возвышавшейся над кустарником.

Вдруг справа, на шоссе, тяжело и часто забухали гаубицы 501-го артполка. Что происходило там, за лесом, мы не видели. Темп стрельбы все нарастал, потом она резко оборвалась. В наступившей тишине мы услышали гул танковых двигателей. Он приближался к нам с фронта, из-за мелколесья.

Командир орудия сержант Зайцев — по гражданской профессии учитель — наклонился ко мне, сказал почему-то шепотом:

— Только не торопись, Сергей.

Я кивнул, не отрываясь от панорамы. Сердце мое стучало бешено, во рту пересохло.

Танки еще не были видны, но их движение по мелколесью явственно прослеживалось. Тряслись, как в лихорадке, кроны молодых осинок, многие деревца исчезали, подмятые или сломанные тяжелыми машинами. Но вот расступился и полег кустарник, солнце легло на броню танка, выползшего прямо на ориентир номер три — глинистый бугор.

Слышу голос лейтенанта Комарова:

— Первому орудию, ориентир номер шесть, влево двадцать… Второму орудию (значит, мне!), ориентир номер три…

Командир орудия Зайцев четко повторяет:

— Ориентир номер три… наводить в середину…

Кручу ручки горизонтальной и вертикальной наводки, вгоняю перекрестье прицела в середину танка. Сердце прямо выскакивает из груди, а руки — те ничего. Делают свое дело без дрожи, плавно. Танк уже перевалил бугор, «веду» его в перекрестье прицела. Когда же наконец команда «Огонь»? Кажется, что время остановилось. А лейтенант молчит. Танк слегка поводит башней, словно нащупывает меня короткой своей пушкой. И тут, как обвал:

— Огонь!

Это командует лейтенант Комаров.

— Огонь! — Это вторит ему сержант Зайцев.

Нажимаю спуск. Выстрел! Тугая волна воздуха бьет по ушам. Звенит откат. Приникаю к окуляру. Танк прокатывается на разбитой гусенице, разворачивается к нам левым бортом. Заряжающий Степан Белявский уже загнал в казенник второй снаряд. Выстрел, танк вспыхивает. Слышу за спиной восторженный возглас:

— Ай, хорошо горит!

Это красноармеец Мамедов, подносчик боеприпасов. Бой продолжается, но волнение как рукой сняло. Только огонь, только темп, только короткие команды Зайцева, которые я ловлю с полуслова. Переношу огонь на другой танк, он тоже встал, пушка повисла дулом к земле. Переношу огонь на третий…

Кто из наводчиков и сколько танков подбил в этом бою, сказать затрудняюсь. Бой скоротечный, на дальностях от пятисот метров и ближе, танки шли на боевой скорости, маневрировали. В таких ситуациях случается, что по одной машине бьют в какой-то момент и два, а то и больше орудий одновременно. Да и не столь уж важно, кто из наводчиков — Соболев, Воронин, Спиридонов или Мацапура — подбил больше танков. Важно, что батарея действовала четко, дружно, как единый боевой организм, что перед ее фронтом осталось семь подбитых и сожженных вражеских машин, что боевое крещение батарейцы выдержали с честью.

После боя мы узнали, что наши соседи — батарея 501-го гаубичного артиллерийского полка — тоже отстояли свой рубеж. Она первой попала под удар танков, наступавших вдоль шоссе. Однако меткий огонь тяжелых гаубиц, стрелявших прямой наводкой, принудил противника искать пути обхода. Танки двинулись стороной, через мелколесье, где и наскочили на тщательно замаскированные позиции нашей батареи. Мы открыли огонь первыми, а это во многом предрешило исход боя.

Остаток светлого времени батарея вела стрельбу по дальним целям. Ящики с боеприпасами постепенно пустели, куча стреляных гильз все росла.

Уже в сумерках приехал на батарею командир 358-го артполка майор Анисимов. Приказал сменить огневые позиции. В колонне 358-го артполка батарея двинулась дальше.

Поскольку был я младшим сержантом, наводчиком орудия, говорить о боевых действиях всей дивизии или даже нашего 358-го артполка не могу. Я этого просто не знаю. Поле моего зрения обычно ограничивалось огневой позицией батареи, ближайшими соседями, ориентирами для стрельбы прямой наводкой и прочими вещами, необходимыми наводчику. Наверное, поэтому и в памяти они сохранились. Помню, к примеру, многие установки прицела, на которых вел огонь в том или ином бою, хорошо помню направления наших маршей в первые дни войны.