Товарищ милиция - [11]

— Стрелять буду! — крикнул Артамонов, а работник магазина уже звонил по телефону.

Словом, все обошлось благополучно.

И не один был случай, когда карманный вор оказывался вооруженным ножом или кастетом.

Артамонов за каждым вором идет до конца. Как бы ни складывались обстоятельства, он, заметив преступника, забывает обо всем на свете, кроме одного: во что бы то ни стало задержать!

Недаром один карманник со злобой сказал старшине:

— Мы тебя знаем. Ты не можешь, чтобы не поймать. Ты как морфинист. Тот без наркотиков не может. А ты не можешь не задерживать. Возьмешь нашего брата — видно, как на душе у тебя сразу легче бывает.

Что верно, то верно. Сразу на душе легче становится, когда избавишь людей еще от одного преступника.

Карманный вор — преступник несколько особый. Милиционер может знать его в лицо, знать имя, фамилию, адрес, все о нем может знать, но — взять, бывает, долго не удается. На свободе воры бахвалятся, хамят:

— Ты милиционер — я вор. Я ворую — ты лови.

Артамонов всегда отвечает спокойно и уверенно:

— Поймаю.

И ловит.

О своей работе Алексей Николаевич рассказывает охотно, потому что любит ее, знает до тонкостей, но, понимая всю важность своей профессии, не пытается представить ее какой-то необычной, особенной, хотя она таковой и является. Тут уместно вспомнить старую истину: не профессия определяет человека, а человек — профессию. Обостренное чувство долга и ответственности, соединенное с убежденностью в необходимости твоего личного участия, придают большую дополнительную энергию.

И все-таки я, внимательно слушая Артамонова и делая заметки в блокноте, думал и думал о том: откуда у него такая преданность своей работе? Почему он даже и не мыслит себя на другом месте?

Конечно, на эти вопросы можно ответить довольно просто и правильно: любая полезная деятельность приносит удовлетворение.

Но, увы, это лишь общие слова, хотя и справедливые. Ими можно удовлетвориться, когда рассуждаешь отвлеченно. Когда же речь идет о конкретном человеке, такие общие рассуждения кажутся уже недостаточными. И, беседуя с Алексеем Николаевичем, я ловил себя на одном недоуменном вопросе. Ладно, работа его необходима обществу. Работу эту он любит. Немного неуклюже выражаясь, недоуменный мой вопрос сводился к следующему: почему именно он любит именно эту работу? Ответ был для меня очень важен. В нем, на мой взгляд, кроется одна из самых существенных черт деятельности любого специалиста.

Представьте себе: каждый день, изо дня в день тратить всего себя на то, чтобы схватить карманника за руку. Долгими часами, а то и днями ходить за ним следом. Ведь все это может делать просто исполнительный, но довольно равнодушный службист. А старшина Артамонов живет своей работой. Она для него дело всей жизни.

Откуда это?

Признаюсь, что такого вопроса я Алексею Николаевичу не задавал, ответ искал сам. Вообще-то я бы мог обойтись красивым, убедительным, хоть довольно неопределенным понятием: призвание.

Но ведь и у призвания есть свои жизненные корни. Они вырастают из чего-то конкретного. Тем более, просто о призвании в данном случае говорить нельзя, потому что на работу в милицию Артамонова направил райвоенкомат. И все-таки он, Артамонов, обрел на милицейской службе свое единственное призвание.

Как это случилось и могло ли это не случиться?

Нет, все было закономерно и естественно. Во время войны Алеша однажды ждал свою мать, обещала она из районного центра привезти необыкновенный подарок — сушек или конфет. Вернулась она домой, сказала дрогнувшим голосом:

— Ничего, сынок, нету. Украли.

А на другой день оказался он с матерью у вокзальных билетных касс. Мать специально его сюда привела, нашла обокравшего ее, показала сыну, шепнула:

— Вот этот барин меня обокрал. Только смотреть на него нельзя, нос обрежут.

Вспоминая об этом, Артамонов весело говорит:

— Сейчас я не боюсь, что нос обрежут. — Он сразу становится серьезным и продолжает: — Я их, воров, ненавижу. С детства. Давнишние у меня с ними счеты. Дело-то было во время войны, это понять надо. А судьба нарочно не раз еще сталкивала меня с подонками. Помню, на моих глазах у старика мешок разрезали и припугнули меня, когда я крикнуть хотел. Или вот ехал продавать молоко. Уж не знаю, почему, но именно ко мне подходит один тип и спрашивает: чего, дескать, вы в лаптях ходите, а не в сапогах хромовых или валенках и не хотите ли вы кушать? Чего с мальчишки взять? Отвечаю, что, конечно, хочу. А тот и говорит, что сейчас, мол, все будет сделано, смотри. И у спящего паренька мешок украл… У другого снял валенки… Грыз я ворованный сухарь и пытался своими недоразвитыми мозгами разобраться: что же такое произошло? Но сообразил все-таки правильно, заявил в милицию. А в ушах все крик стоял. Как кричал человек, когда проснулся, а на ногах валенок нет… Так что давнишние у меня счеты с ворами. Главное, что я их понял. Всю их нечеловеческую суть.

Глубоки корни призвания Артамонова, не случайно он стал тем, кем сейчас является.

С улыбкой вспоминает Алексей Николаевич, как в юности он переживал, что ростом не вышел. Он искренне полагал, что в армию его не призывают не потому, что срок не подошел, а именно из-за маленького роста. Плотничал он, а мечтал, как все сверстники, попасть на фронт, стать бойцом.